В своем телевизионном выступлении президент обратился к нации из Овального кабинета и объявил о военно-морской блокаде Кубы. «Ядерное оружие настолько разрушительно, а баллистические ракеты настолько быстры, что любая значимая возможность их использования или внезапных изменений в их развертывании может рассматриваться как определенная угроза миру, — заявил он, формулируя возникшую дилемму холодной войны. — Политика страны заключается в том, чтобы рассматривать любую ядерную ракету, запущенную с территории Кубы против любой страны в Западном полушарии, как акт нападения Советского Союза на Соединенные Штаты, который требует развернутого реагирования в виде ответного удара по Советскому Союзу».
Наконец, 28 октября Хрущев сделал заявление о том, что советские ракеты будут выведены с Кубы. Джеки посмотрела запись видеонаблюдения, показывающую, как советские корабли приблизились к блокирующим силам США и отошли назад, и вздохнула с облегчением. Если бы кризис продолжался еще два дня, как сказал ей советник Кеннеди, результат мог бы быть иным, потому что все достигли критической точки и из-за полного изнеможения нельзя исключить принятие иррациональных решений.
На протяжении этих напряженных дней Джеки сохраняла веру в своего мужа и в свою способность поддерживать в нем спокойствие и сосредоточенность. «Я всегда думала о Джеке, что все, что бы он ни сделал, если он владеет собой, то в любом случае все произойдет наилучшим образом. Вот так по-детски я думала: «Не стану бояться, когда буду ложиться ночью спать или просыпаться». Она заплакала, когда муж подарил ей такой же календарь от Tiffany из чистого серебра, какой он подарил членам ExComm, с теми тринадцатью страшными днями, выделенными жирным шрифтом. Ее инициалы были выгравированы рядом с его: «J.B.K.» и «J.F.K.».
= Джеки признавала, что один из величайших триумфов ее мужа состоял в том, что он достучался до советского премьер-министра Хрущева и спас мир от ядерной войны.
Менее чем через две недели после убийства ее мужа, 1 декабря 1963 года, Джеки написала одно из последних писем, которые она когда-либо писала на почтовой бумаге Белого дома. Оно не было адресовано близкому другу семьи или одному из многих политических советников ее мужа. Оно было адресовано именно тому человеку, который, по словам ее мужа, предпринял «тайную, безрассудную и провокационную угрозу миру во всем мире» и, в свою очередь, заставил принять четкую и мощную роль в Белом доме. В течение этих тринадцати дней она была куда прекраснее, чем преданная жена, — она была партнером. Джеки признавала, что один из величайших триумфов ее мужа состоял в том, что он достучался до советского премьер-министра Хрущева и спас мир от ядерной войны. «Вы и он были противниками, но вас объединяла решимость не допустить ситуации, чтобы мир взорвался. Вы уважали друг друга и могли общаться друг с другом, — писала Джеки. — В то время как важные персоны знают необходимость самоконтроля и сдержанности, обычными людьми иногда больше движет чувство страха и гордыни. Хотелось бы, чтобы в будущем важные люди смогли и дальше заставлять обычных людей садиться за стол переговоров, прежде чем они начнут сражаться».
Казалось бы, в черно-белой фотографии Белого дома, снятой 27 сентября 1974 года, нет ничего необычного. Первая леди Бетти Форд проводит экскурсию по Президентской спальне для Леди Берд Джонсон, которая была в этой роли пятью годами раньше. К ним присоединились две дочери Леди Берд, Линда и Люси; и муж Линды, Чарльз Робб, которые прибыли в Вашингтон на церемонию посвящения «Рощи», мемориального парка президента Джонсона вдоль реки Потомак. На фотографии Бетти Форд наклоняется к Люси, словно прислушиваясь к вопросу; Люси протянула руку, указывая на что-то, оставшееся за кадром. Бетти как любезная хозяйка беззаботно улыбается. Единственная подсказка того, что что-то не так, кроется у изножья обитой атласом кровати — это маленький черный чемодан. Чемодан оказался там, потому что Бетти Форд только что, за день до визита Джонсонов, узнала, что у нее, по-видимому, рак молочной железы. Как только ее гости уйдут, она отправится в Военно-морской госпиталь в Бетесде. Бетти так и не сказала о своем состоянии гостям; ей не хотелось нарушать их особенный день.