Первая леди города, или Между двух берегов

Марина встала и ушла вниз, в каминную, села там в кресло и опять задумалась о муже. Вот он пусть попробует прожить без нее в своей Англии, со своей мерзкой Сарой – чтоб ему всю оставшуюся жизнь только такие и давали! А она, Марина, и так в порядке, ей всего тридцать три, на которые она не выглядит, денег полно… Неприятностей, правда, тоже хватает, но и с этим она как-нибудь разберется, не впервой. Так что пора начинать жить, что толку киснуть и хоронить себя заживо? Она все-таки Наковальня, а это имя, как ни крути, кое-что значит. «Я еще заставлю тебя пожалеть о своем решении, Егор, ты еще взвоешь от невозможности прикоснуться ко мне, просто быть рядом со мной, ты еще пожалеешь о своих словах. Ты пожалеешь, что потерял меня, меня – свою стерву, свою детку, Коваль неуемную, и это будет самым большим огорчением в твоей размеренной и правильной жизни, уж это я тебе обещаю! – раздувая ноздри, подумала Марина, сидя в кресле перед камином со стаканом текилы в руке. – Да, я стерва, но ведь только ты имел на меня все права, только с тобой я переставала ею быть…»

Вернувшись в спальню и взглянув на задремавшего Хохла, она почувствовала что-то вроде угрызений совести. Опять она использовала его в качестве замены, чтобы заполнить пустоту в душе, образовавшуюся с уходом Егора. Это было в ее стиле – сделать из волка послушную болонку, заставить лизать ее сапоги и вилять хвостом. Хохол, жестокий и вспыльчивый со всеми вокруг, с Мариной становился абсолютно безвольным, подчинялся любому приказу, даже просто взгляду. Это было странно и опасно – Коваль чувствовала, что в один прекрасный момент его терпению придет конец, и тогда никто не сможет предсказать его поведение. Однако менять свои привычки она не собиралась.

– Сука… – пробормотал сонный Хохол, переворачиваясь на спину. – Сука… что ж ты со мной делаешь… – Его лицо исказила гримаса боли, Марине показалось, что сейчас он проснется, но Женька продолжал спать, даже во сне страдая от ее жестокости.

Она легла рядом, осторожно обняв его, уткнулась лицом куда-то в шею, нежно поцеловала и прошептала:

– Мальчик мой, теперь все будет по-другому… теперь есть только ты и я… – и вздрогнула от его голоса:

– Врешь ты все. Не сумеешь – по-другому. И мне не надо.

– Женя…

– Все, хватит! Спи, уже очень поздно.

…А завтра снова будет день, полный событий и переживаний. Как всегда. И только Малыша не будет рядом. И надо жить, снова надо жить. Жить, стараясь не думать о том, что где-то в Англии самый любимый в мире человек обходится без нее. Без нее пьет кофе на кухне, смотрит новости и отправляется в офис, без нее приезжает вечером домой, без нее ложится спать в своей черной прохладной спальне.

«Можешь считать себя свободной» – так он сказал.

И не спросил – а хотела ли она этой свободы…