Первая командировка

Самарин рассматривал на свет окаменевшего в янтаре муравья и вдруг стал думать о том, как тысячи лет назад полз муравей-бедолага по сосне, влип в смолу, и теперь его видят люди двадцатого века. Муравей так сохранился, что, казалось, он там, внутри янтаря, шевелится.

— Подобных штучек у него целый чемоданчик, — продолжал между тем Магоне. — И по-моему, не понимая, какая это ценность, он посоветоваться с кем-либо боится — это явно краденое. Меня встретил на улице, вцепился, как клещ. Бог, говорит, послал вас мне, потащил, в ресторан, угощал по-царски, а потом предложил товар. Но есть одна трудность: Цукурс хочет получить золотом, только золотом. Или любыми золотыми монетами, или золотыми вещами. Я спросил: если золотыми кольцами, сколько он хочет? Он ответил: десятка два. Я предложил десять. Он сказал, что подумает, и вот оставил у меня образцы.

— Надо посмотреть все, что у него есть, — сказал Самарин. — Может, все остальное — янтарный лом. Смотреть будем вместе.

— Да-да, конечно, надо посмотреть все! — согласился Магоне. — Но я боюсь, как бы он не отвернул в сторону. Ведь я ему ничего не сказал о вас.

— Так скажите. Или вы хотите действовать без меня?

— Нет-нет, что вы! — запротестовал Магоне.

— У вас есть золото или золотые кольца? — спросил Самарин,

— Только два кольца, — вздохнул Магоне. — Но кольца как раз добыть можно.

Самарин вдруг подумал, что встретиться ему с этим бандитом просто необходимо — неужели и местные каратели уже начали запасаться золотом про черный день?

Уже на другой день Самарин встретился с Цукурсом, и тот нисколько не испугался, что имеет дело с немцем.

Встреча произошла у Магоне. Самарин увидел рослого, спортивно подтянутого белобрысого мужчину с выгоревшими бесцветными глазами. Было ему, наверное, около сорока, но выглядел очень моложаво.

Посмотрели его товар. Весь янтарь был явно музейной редкостью. Пока Самарин и Магоне осматривали товар, Цукурс сидел, откинувшись на спинку стула, и с каменно равнодушным лицом смотрел прямо перед собой. Только когда осмотр был закончен, он сказал Самарину с ухмылкой:

— В Германии у вас эти штучки оторвут с руками.

— Признаться, я с таким товаром имею дело впервые, — ответил Самарин. Решив малость царапнуть бандита, добавил: — Но мне непонятно, почему вы не хотите получить за это рейхсмарками?

Цукурс уставился на Самарина белесыми неморгающими глазами и не отвечал.

— Я-то буду получать за это рейхсмарки, — чуть пригладил царапину Самарин.

— Что будете получать вы, меня не интересует. — Цукурс чуть усмехнулся и добавил: — А я с детства люблю сей благородный металл. Наконец, я догадываюсь, что цену беру крайне низкую, просто у меня нет времени возиться с этим. В самые ближайшие дни мне предстоит длительная командировка.

— Десять колец мы дадим, — вмешался в разговор Магоне.

— Двадцать! — отрезал Цукурс.

— Да вы шутите?! — взмолился Магоне. — Двадцать колец — это же уйма золота!… И еще неизвестно, как у нас пойдет этот товар. Это вещь на любителя.

Сошлись на пятнадцати кольцах, но Цукурс потребовал, чтобы все они были такого же размера, как обручальные. Условились — расчет произойдет послезавтра, и Цукурс ушел со своим чемоданчиком.

Послезавтра он не явился, и, что с ним произошло, выяснить было невозможно. Магоне горевал, а Самарину смешно было на него смотреть.

После встречи Самарина с Осиповым прошло четыре дня. За это время Самарин тщательно продумал, о чем он будет с ним говорить при новой встрече и как запрятать в этот разговор выяснение того, что он должен был узнать. Теперь следовало решить, должен ли он снова ждать шага от Осипова или сделать его самому.

Обдумав последнюю встречу, Самарин решил, что инициатива встречи и на этот раз должна принадлежать Осипову.

Размышление

…Потребность последнего общения возникла у Осипова. Если не думать о названных им причинах этой потребности, — учитывая место его службы, причины могут быть и другие, в том числе и очень опасные для Самарина. Так или иначе, если эта потребность у него действительно есть, он первым должен сделать шаг и к новой встрече. Наконец, у него может быть желание встретиться из естественной для него осторожности, для того чтобы выяснить, насколько придал значение Самарин его высказываниям о немцах и кое о чем другом. Если во время новой встречи Осипов станет это выяснять, надо сделать вид, будто он попросту забыл, о чем у них тогда шла речь. А может, наоборот — следует показать, что, по крайней мере, удивление от услышанного тогда не прошло? Впрочем, лучше всего позицию избрать в зависимости от того, как пойдет разговор, и, если он действительно встревожен своей излишней откровенностью, это нельзя не использовать.

Но шаг к новой встрече должен сделать он. А если не сделает и придется инициативу проявлять самому? Предлогом может стать интерес к его книгам, о которых он говорил. Но тогда будет ясно, что потребность в общении на самом деле у него не существует и надо думать, зачем ему была нужна предыдущая встреча. В этом случае Самарин может быть собой доволен — он не дал Осипову никаких поводов для подозрений.