Перстень шаха

   Павел был выше среднего роста, спортивного телосложения, симпатичный брюнет. Я знал, что до службы в армии он довольно успешно занимался боксом. Бросил взгляд на его руки: вместо правой протез, а там, где ладонь -- перчатка. Этой рукой он и пытался нас поприветствовать, но не получилось. Опустил глаза.

   -- Да вы садитесь, садитесь, Павел, -- сказал я и пододвинул ему стул. Дронов сел и вопросительно уставился на нас. Виктор кивнул мне -- давай, мол, выясняй. Я не стал тянуть и спросил без всяких вихляний, напрямую:

   -- Скажите, Павел, это вы мелом пишете по городу про Горбачева?

   -- Ну я... -- ответил он после некоторого молчания.

   -- Назовите места, где вы писали, -- предложил Виктор, не ожидавший такого быстрого признания. Он еще сомневался, думал, что я над ним подшутил. Но Павел назвал почти все места, где оставил свои «автографы», и даже сказал, что именно и где было написано. Про несколько точек он забыл, но когда напомнили, подтвердил, что и там тоже его работа.

   -- Но зачем вы это делали?! Ведь это же не лезет ни в какие ворота! -- возмутился Виктор.

   -- Я из-за него руку в Афгане потерял! -- озлился и Дронов. -- Только и знает что без умолку болтать. Лучше б войска из Афгана вовремя вывел. Так все ждали, так ждали!.. -- В общем, Павел завелся и пошел долбать Горбачева за все его ошибки.

   -- Ты чего несешь, Дронов? Ты соображаешь, чего городишь? Он же наш Генеральный секретарь! -- попытался как-то образумить его Виктор.

   -- А мне плевать! -- огрызнулся Павел. -- Вот вы его защищаете, а народу он поперек горла. Выйдите на улицу и спросите -- вам скажут. Не любит народ Горбача за болтовню!..

   ...Ну, думаю, надо как-то выруливать к тому, о чем до этого говорили с Виктором. Ведь все равно от этой перепалки никакого толка не будет. Что можно сделать с озлобившимся инвалидом войны? Да ничего. Его сколько ни убеждай -- не убедишь, сколько ни грози -- не запугаешь. Поэтому наш дальнейший разговор во всех подробностях приводить не считаю нужным. Тот план, который мы приняли до встречи с Дроновым, оказался единственно верным. В конечном итоге мы пообещали Павлу оказать содействие в его восстановлении на учебу в университете, а он твердо пообещал, что больше никаких надписей, порочащих Горбачева, не будет. Свое слово мы сдержали: Дронова восстановили на юрфак. Сдержал свое слово и он, Павел Дронов: надписей против Горбачева нигде больше не появлялось.

Борьба с «джигитом»

   Я был назначен на должность старшего участкового инспектора отдела милиции Центрального района. Моим штабом работы был опорный пункт охраны правопорядка, располагавшийся на улице Ломоносова дом N 92. Вместе со мной работали участковые инспекторы Беляев Александр Петрович и Бабаев Владимир Иванович, сотрудники опытные и старательные. В зону моего обслуживания входили лесной поселок, Дом престарелых, санаторий имени Максима Горького, несколько общежитий лесотехнического института и другие объекты. Мне как старшему участковому по должности приходилось отвечать за улицы и объекты, которые обслуживались Беляевым и Бабаевым. А участок сложный. В нем было одних только студенческих общежитий -- девять, десятки улиц частного сектора. Много беспокойства доставляла студенческая молодежь лесотехнического и сельскохозяйственного институтов. Первое время я, как и положено, изучал не только свою зону обслуживания, но и зоны участковых Беляева и Бабаева. На работе пропадал целыми сутками. Не всегда все проходило гладко, и порой приходилось выкручиваться. Расскажу об одном таком случае. Я с Беляевым и Бабаевым знакомился с работой общежитий ЛТИ. В общежитие N 6 зашли после одиннадцати часов ночи. Меня интересовало, как обеспечивался порядок проживания студентов именно в позднее время. И что же увидел: почти на каждом этаже у студентов застолье и веселье. Мы заходили в комнаты, я представлялся как новый старший участковый инспектор, просил объяснить, в связи с чем проводится вечеринка с выпивкой. Оправдания, как всегда, находились.

   Студенты, правда, перед нами извинялись, и веселье прекращалось. Но так гладко проходило не везде. На каком-то этаже вовсю гульбанули студенты-кавказцы. Шел, что называется, пир горой, а шум и крики из этой комнаты раздавались по всему этажу. И -- это почти заполночь, а утром студентам идти на занятия. Спрашиваю Беляева, так как раньше он обслуживал это общежитие, часто ли подобные веселья случались? Ответил как-то двусмысленно: мол, видно, у кого-то день рождения, пускай, мол, джигиты погуляют... Такой ответ мне не понравился. Вошли в комнату, а там за столами человек под тридцать. Увидев нас, стали гостеприимно приглашать к столу, а на мое замечание, что мешают людям отдыхать, реакция была совсем не такой, какой должна быть. Один из собравшейся братвы, видно, пользовавшийся у всех авторитетом, вальяжно и даже с нагловатой улыбочкой сказал:

   -- А вы скажите, кому мешаем. Мы сами с ними разберемся.