Перстень с бриллиантом

Нет ничего печальнее на свете присутствия на похоронах. В последний путь проводить Сережу Игнатенко пришли соседи, родственники, друзья, весь класс, в котором он учился, учителя. Много было цветов, венков. И много было всхлипов, слез...

Тимофеев, незаметно переходя от одной группы людей к другой, то и дело слышал: «Изверги! За что убили мальчика?.. Ах, люди, люди...»

Какая-то бойкая старушенция вполголоса делилась свежими «новостями»:

— Говорят, в городе объявилась банда. Режут, насилуют... Вот и Сереженьку нашего, видно, в карты проиграли...

«Пошло-поехало, — подумал про себя Владимир. — Теперь трагедия будет обрастать новыми подробностями, как снежный ком. До лавиноопасности. Пока не докопаемся до сути. До истинных убийц...»

Печально звучала траурная музыка. Владимир шел в полушаге от классного руководителя Сережи, Полины Васильевны — моложавой женщины. Она поминутно вздыхала:

— Надо же, надо... такому произойти. Я ведь Сереженьку знаю с первого класса. Можно сказать, на глазах вырос. Застенчивый такой... В младших классах авиамоделизмом занимался, делал планеры, самолеты. А подрос — увлекался рисованием. Ходил в изостудию при Дворце текстильщиков. Рисовал космос, межпланетные корабли, пришельцев. В блестящих костюмах, с антеннами на головах. Мы однажды в классе организовали выставку его работ. Вся школа посмотрела...

— А как... как у него с друзьями? — спросил Владимир.

— Сережа хоть и был... Как это страшно — «был»... застенчивым, но отличался общительностью. Как сейчас сказали бы — коммуникабельный. У него было много друзей...

Полина Васильевна опять всхлипнула и достала из сумки платочек.

— А кто в классе были самыми близкими друзьями Сережи?..

— Рома Князев, Дамир Зауров... — учительница посмотрела по сторонам и кивнула: — Вон они.

Два довольно высоких подростка — один чернявый, другой светловолосый — шли впереди процессии, поддерживая ладонями гроб. Лица их были печальны.

— А какие у них с Сережей складывались в последнее время отношения?

— Какие у друзей могут быть отношения? — вымучила на лице улыбку Полина Васильевна. — Самые добрые. В кино — вместе. На дискотеку вместе. Со школы — тоже вместе... А как там дома, на улице — уже не знаю. Надо спросить у родителей.

Последнее, что врезалось в память Владимира, — сырой холмик земли. И мужчина средних лет, в помятом пиджаке, опухший и небритый, упавший на комья глины. Его с трудом оттащили в сторону какие-то незнакомые люди.

— Отец Сережи, — пояснила Полина Васильевна. — Они давно уже не живут с матерью. Разошлись.

Марат Давлятович встретил Тимофеева словами, ставшими уже как бы присказкой и от Ахунова не отделимыми:

— Ну-с, так чего мы на сегодня имеем?

Тимофеев подробно рассказал о своем пребывании на месте происшествия, о визите к истопнику, дом которого находился около злополучного пустыря, а также о похоронах.

— М-да, — постучал в раздумье пальцами по столу Ахунов. — Вот если бы этот истопник описал в двух-трех штрихах, какие из себя типы, что появлялись на пустыре... Но ничего... — и Ахунов энергичным движением пододвинул тощую серую папку Тимофееву. — На-ка почитай!

Владимир открыл папку. Справка судмедэкспертизы, вложенная в нее, сухо гласила: «Вскрытие трупа гражданина С. П. Игнатенко, 1975 г. рождения, показало, что смерть наступила в результате глубокой травмы черепно-мозговой коробки, нанесенной металлическим предметом, предположительно стержнем бетонной арматуры, и удушения телефонным проводом между 17 и 18 часами 16 апреля 1991 г.»

Тимофеев вздохнул: так, налицо садистское убийство. Он передвинул бумажку и увидел под ней крохотный газетный обрывок. На самом краешке его химическим карандашом были нацарапаны слова-каракули: «Серега! Ежели еще раз не откроешь дверь, знай — убью». И подпись — «Отец». Наблюдая искоса за лейтенантом, Ахунов произнес:

— А это нашли в кармане убитого.

Тимофеев задумчиво посмотрел на Ахунова, теребя подбородок.

— Не торопись, — сказал тот. — Чутье подсказывает, что здесь не так все просто... Хотя кто его знает. И все-таки поезжай сначала к матери Сережи, расспроси ее обо всем. Выясни, в какой обстановке жил мальчик. А только потом — к его отцу. И смотри, скоропалительных решений не принимай. Держи меня в курсе. Везения!

Тяжелый разговор предстоял Тимофееву с Галиной Ильиничной, только что похоронившей сына. Но и откладывать его на потом нельзя — время торопит. Упустишь его — и затаившиеся до поры до времени преступники, возможно, облюбуют для себя уже новую жертву...