Перст судьбы

Скрипнула дверь, снаружи пахнуло холодом. Кто-то вошел в сени, но Стейну из его угла было видно только, что это мужчина, кажется, молодой, среднего роста, но вроде бы хорошо одетый. От неожиданности непокорная жертва рванулась сильнее и проскочила в дверь, а «кулючка»-Велемила, потеряв равновесие, почти упала на вошедшего. Он подхватил ее, она вцепилась в него и почувствовала холодный шелк рукава шубы с тающими снежинками.

— Кто это? — охнула Велемила.

— Сын под окошком, свинья под лукошком, — ответил ей молодой звучный голос, которого Стейн никогда еще не слышал.

Но Велемиле он был знаком. Она застыла, будто не веря своим ушам. Вошедший осторожно снял шубу с ее головы.

— Ну, коли меня поймала, я буду кулюкать. — Он забрал шубу. — Только быстро: батюшка твой велел нам обоим к ним идти.

Велемила стояла, в изумлении глядя на нового участника игры. Народ, видя, что происходит нечто неожиданное, полез из всех щелей: из углов, из-под лавок высовывались головы, будто домовые духи в страшном сне. Слышалось удивленное и радостное гудение, только Велемила молчала, будто окаменела.

— Ох, друг мой дорогой, Волегость Судиславич! — Селяня, раскинув руки, вышел навстречу из избы и обнял гостя на пороге. — Ждали тебя ждали, не дождались! Князь Дедобор сказал, что тебе недосуг, только после Корочуна, может, подъедешь, ну, батюшка и решил не затягивать! Кабы ты вперед послал сказать, что будешь, мы бы не начинали без тебя!

— Я сам себя вперед послал, — отозвался гость, обнимая его в ответ и хлопая по спине. — Живы все?

— Еще как живы! Нашего роду прибыло! У меня в эту зиму два десятка варягов в «стаю» затесалось, да с ними целый князь варяжский, Акун сын Хрюрика! Сейчас отыщем под лавкой — покажу.

Слушая его, гость посматривал на Велемилу. А она вдруг притихла, все оживление сошло с ее лица, она казалась растерянной и будто онемевшей.

А Стейн смотрел на вновь прибывшего и чувствовал, что кровь в жилах леденеет. На сердце наваливался тяжелый камень и давил с каждым вздохом все сильнее. Еще ничего толком не зная, только по выражениям лиц Велемилы и нового гостя он понял, что к чему.

Зря он, дурак, ревновал ее к Хакону. Зря злился на Дедобора. Они оба здесь ни при чем. Вот он, единственный настоящий его соперник и враг. Тот, кто имеет истинные права на Велемилу. С одного взгляда на него становилось ясно, что другим тут делать нечего.

Теперь и Стейн его узнал. Виделись три с половиной года назад, когда плесковский княжич Вольга помогал ладожанам и дружине Вестмара отбиться от Иггвальда Кабана. Тогда было не до гулянок, и едва ли в те дни Стейн и Вольга хоть слово сказали друг другу, но Стейн запомнил сына плесковского князя Судислава. Вольга был всего на пару лет постарше, но сейчас выглядел уже зрелым мужем. И он был так красив, что у девок, должно быть, при виде него захватывало дух. Открытое лицо с правильными чертами и большими глазами, изогнутые черные брови, маленькая бородка, темно-русая, как и волосы, густые и красиво лежащие кудрями вокруг лба. Вольга был едва ли выше среднего роста, но отлично, соразмерно сложен, в широких плечах чувствовалась сила, кожаный тонкий пояс с серебром плотно охватывал стройный стан. Варяжская серебряная гривна на груди, шелковая отделка рубахи… Полуопущенные веки, горделивый и будто бы небрежный взгляд, крытая красным шелком бобровая шуба, золотое кольцо на руке, яркой искрой горящее в свете лучин… Ярила, да и только, вопреки ходу Кологода явившийся к людям на зимние праздники. Он стоял, подбоченясь, горделиво вскинув голову, видно привыкнув к тому, что им все любуются. Но разговаривал он больше с Селяней, Добробоем, Радобожем, Кологой и прочими парнями, а на Велемилу лишь иногда посматривал, скользил глазами по ее лицу, будто по бревенчатой стене. А вот она волновалась: теребила косу, покусывала губы. И Стейн, которого любовь и тревога сделали проницательным, понимал: девушка растерялась, трепещет и досадует на себя из-за того, что растерялась и трепещет. И это Велемила? Баяльница, шустрая и бойкая, говорливая и отчаянная? Что такое? Вольга даже не разговаривает с ней, а будто зачаровал одним своим присутствием.

А на Велемилу тем временем надели шубу и вывели наружу. Селяня с двумя или тремя братьями пошел провожать их к Домагостю, прочие, погудев немного, возобновили игру, Держанка, устыдившись, по собственному почину согласилась стать «кулючкой» и села на пол перед печью, но Стейн совершенно не хотел больше веселиться. Отыскав в груде остальных свой кожух, он натянул его и вышел, даже не запахнувшись. Холодный ветер с влажными хлопьями снега охладил голову, стало чуть легче. Глубоко вдыхая стылый воздух, он прошелся к Домагостеву двору, но лезть к старшим, куда его не звали, не мог, и некоторое время слонялся вдоль берега, как потерянный. И все яснее ему становилось, как призрачны, пусты были все его надежды. Сколько бы воеводская дочь ни играла с ним — но вот появился другой, имеющий на нее настоящие права, и она ушла, будто овечка, даже не оглянувшись…