Перси Джексон и лабиринт смерти

Я быстро познакомил своих друзей с Рейчел, поскольку ни Тайсон, ни Гроувер никогда ее не видали. Тайсон галантно сказал, что она «хорошенькая», и от этих слов ноздри Аннабет зашевелились так, будто она собиралась немедленно раздуть костер.

– Вот так, в общем, – подытожил я. – Пошагали, Гроувер. Обопрись на меня.

Аннабет и я помогли нашему другу встать на ноги, и все вместе мы направились к подземной реке. Течение в ней было сильным, а дно таким глубоким, что уже через несколько шагов вода дошла нам до пояса. Мысленно я пожелал себе остаться сухим, так оно и вышло, но это ничуть не помогло моим друзьям. К тому же мне все равно было до того холодно, будто вокруг бушевала снежная пурга.

– Думаю, мы в пещерах Карлсбада, – стуча зубами, произнесла Аннабет. – Может, в еще неразведанной их части.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что Карлсбад – это в Нью-Мехико, не понимаешь, что ли? Прошлой зимой мы это уже проходили.

Я кивнул. Гроувер грохнулся в обморок, когда мы шли через Нью-Мехико, именно там он почувствовал близкое присутствие Пана.

Наконец мы выбрались из реки и продолжили наш дальнейший путь по суше. Когда до колонн с кристаллами-бриллиантами стало рукой подать, на меня начали накатывать волны энергии, изливавшейся из пещеры за ними. Я уже и раньше бывал в обществе богов, но это ощущалось по-другому. Сейчас мою кожу будто пощипывало от мощного потока энергии, усталость моя улетучилась как после хорошего ночного сна. С каждым шагом я словно становился сильнее, как те растения, что показывают в рекламных роликах. Запах, доносившийся из соседнего помещения, был не чем иным, как запахом слежавшегося и влажного дерна. Так иногда в теплый летний день пахнут деревья и цветы.

Гроувер прямо весь извелся от переживаний. Говорить мне не хотелось, и даже Нико молчал.

Еще один шаг – и мы оказались в царских чертогах. У Рейчел вырвалось изумленное: «Ой!»

Хрустальные стены сияли разноцветными переливающимися огнями – красными, зелеными, синими. В этом странном призрачном свете цвели прекрасные растения – гигантские орхидеи и бледные звезды каких-то неизвестных цветов, вились лианы, увешанные оранжевыми и пурпурными ягодами. Пол был покрыт мягчайшим зеленым мхом. Потолок над головой уходил ввысь дальше, чем в каком-нибудь соборе, и на нем мерцали целые галактики звезд. В центре пещеры стояло римское овальное ложе из позолоченного дерева, покрытое многочисленными бархатными подушками, а вокруг него расселось множество самых разных великолепных зверей. Но это были не обычные звери, я увидел здесь птицу додо и какого-то неизвестного хищника, похожего на гибрид волка с тигром. Потом я заметил такого огромного грызуна, что он мог бы считаться праматерью всех морских свинок на свете. Из-за кровати доносилось урчание огромного мохнатого мамонта, объедавшего ягоды с вьющейся лозы.

На ложе лежал, раскинувшись, старый сатир. Его глаза небесно-голубого цвета внимательно следили за каждым нашим шагом. Курчавые волосы были совсем седыми, и такой же седой была его острая бородка. Даже шерсть на козлиных ногах белела проседью. Голову сатира украшали огромные рога, блестящие, коричневые и развесистые. Да, такие рожки не спрячешь под шапку, как это частенько делал мой друг Гроувер. Шею старого сатира обвивал шнур, на котором висела свирель.

Гроувер упал на колени перед кроватью.

– Повелитель Пан!

Бог снисходительно улыбнулся, но грусть в его глазах не растаяла.

– Гроувер, мой дорогой, храбрый сатир! Долго же мне пришлось тебя дожидаться.

– Я… я заблудился, – смущенно пролепетал мой друг.

Пан расхохотался. Что за чудесный смех! Это было похоже на то, как шумит первый весенний ветерок, от этих звуков вся пещера словно наполнилась свежестью. Тигроволк вздохнул и положил голову на колени богу, птица додо доверчиво возилась около самых его копыт, смешно клекоча. Я мог бы поклясться, что она тихонько насвистывала «It’s a Small World»[21].

Но сам бог Пан казался каким-то утомленным, весь его облик был неясным, словно вылепленным из Тумана.

Оглянувшись, я увидел, что все мои спутники преклонили колени, в глазах их отчетливо читался почтительный страх. Тогда я тоже опустился на колени и, смутившись, глупо пробормотал:

– Ваша птица додо умеет свистеть.

– Умеет. – Глаза бога лукаво блеснули. – Ее зовут Диди, это моя маленькая артистка.

Диди с обиженным видом подняла головку, легонько клюнула колено Пана и принялась насвистывать что-то, явно напоминающее траурный марш.

– Это самое прекрасное место на свете! – воскликнула Аннабет. – Ни одному архитектору еще не удавалось создать такого дивного сооружения.

– Мне приятны ваши слова, дорогая, – отозвался Пан. – Это один из последних на земле необитаемых уголков. Боюсь, моему царству там, наверху, пришли последние деньки. Остались лишь эти крохи, миниатюрные островки, где гнездится жизнь. Например, этот. Но он тоже недолго протянет. К сожалению.