Перс

Хашем стал говорить сразу, будто еле дождался меня. Я еще толком не мог поверить в то, что его вижу, слышу, а он тащил меня за шиворот. Я просил разъяснений, он сбивался, повторялся, скакал по смежным областям, наконец мы вместе сбивались на то, что наперебой вспоминали знакомых и соседей. Хашем рассказывал, иногда прерываясь от смущения или от того, что вдруг задумывался, насколько мне безразлично то, что он говорит, какой в дальнейшем будет толк от того, что я услышу его рассказ.

…Старшие егеря — хорошие крепкие мужики, иногда выпивохи: один с сильными руками и добродушной неспешной речью, другой черненький лысоватый, очень добродушный, всегда охотно говорит по-русски, скучает по империи. Зовут Тимур, плавал всю молодость на торговых судах, получал чеки, все было отлично. А теперь — пшик.

— Советский союз был рай. А сейчас, я тебе честно скажу… — Тельман понизил голос и оглянулся с хитрецой. — Я тебе так скажу. Если будет война с Россией — никто воевать не пойдет. Все сразу пойдут сдаваться. Я точно тебе говорю.

Самый страшный начальник в окрестностях — друг директора-немца, министр экологии. Правда, его здесь видят не чаще, чем раз в полгода. Очень строгий. Но и он уважает Хашема. Регулярно приезжают комиссии, особенно в последнее время в связи с птичьим гриппом. Птицы тут перелетные, инфекция со всех краев света, особенно из Азии.

Однажды уже на подъезде к домику егеря увидели: кто-то метался в белых одеждах. Арабы?!

Оказывается, это член комиссии, известный ранее даже в союзном масштабе эпидемиолог: надев защитный костюм и респиратор, он носился по краю тростника, за ним бежал коротконогий толстенький человек в охотничьем обмунировании, тирольской шляпе и поясе с патронташем. Вдруг он вскинул двустволку и — жахнул дробью. Дробь бьет негромко, будто резко пучком веток рассекается воздух.

Эверс — директор союза заповедников, непосредственный начальник Хашема, человек вежливый, но упрямый. Его идеей фикс был непременный подсчет и учет вверенных ему хозяйств. Эверс желал, чтобы было учтено все — орланы-белохвосты, стрепеты и джейраны. Ему не давал покоя вопрос — куда девалась сирийская чесночница, каковая согласно описи 1986 года встречалась на маршрутах № 4, № 7 и № 14 — 7, 5 и 9 раз соответственно.

Он большой друг министра экологии и прочего министерского начальства, родом из Дрездена, откуда пригнал Opel Frontier, по которому скакала и липла рожицами к стеклам обезьянка, карабкавшаяся по горе оборудованных террариумов, морилок, папок для гербариев и неподъемных атласов-определителей. В Ширване Хайнц появлялся редко, но метко, устраивая переполох и бессмысленную взбучку, никого не слушал, общался только с Эльмаром, которому передавал указания для Хашема и Аббаса, вдумчиво тарабаня по-русски с трогательным немецким акцентом.

Эльмар и Аббас служили демпферами между Эверсом и Хашемом. Кое-как им удавалось удерживать паритет между ними.

Хашем игнорировал Эверса, будто его и не было, да и сам Эверс соблюдал дистанцию. Зато Аббас и Эльмар ревниво отслеживали перемещения немца, перезванивались с егерями других заповедников, стараясь предугадать его приезд.

— Ай, какой славный обезьянка. Давай, давай — оп, оп, оп. Вырастет, клянусь, артисткой будет, — приговаривал егерь Ильхан, хлопая мягко в ладоши, пока обезьянка, подняв одну лапку, второй что-то искала под хвостом, поворачиваясь проворно на одном месте. Стоило Хайнцу только поднять руку к карману, обезьянка вставала по-собачьи на четыре лапы, взглядывая на хозяина выцветшими старческими круглыми глазами.

3

— Как Хашем помогает? Почему его любят?.. Да как его не любить? — удивляется Аббас и рассказывает недавний случай.

Сумасшедшей старухе, которую бросили сыновья, егеря Апшеронского полка имени Велимира Хлебникова поправили забор, обрезали сучья в саду, навезли навозу, разбросали по саду, перекопали, принесли хлеба. И вот она очнулась и стала восхвалять Господа. А соседи плакали и тоже ходили к ней славить Бога. А потом Мирза-ага, сосед старухи Зейнаб, говорил во всеуслышание:

— Это ребята Хашема, его отряд. Да. Они знают, что делают. Добро сеют. Гейдарка к ним ушел — взяли. Магсуд ушел весной еще. Ибрагим — в прошлом месяце. С апшеронцами не забалуешь. Я сам думаю — пойти к ним или нет. Старуха не пускает. А то чего. Тебе дают поручение — идешь и работаешь. Там все начальники, но Хашем главный. Еще Эльмар, еще Аббас. Что делать? Зверей стережешь. Или на земляных работах. Археологи! К ним комиссии приезжают. И зарплатой не обидят. Всяко ближе, чем на стройку в Баку ездить. И дело полезное: природа. Еще они там летают. Садятся на птиц — и летят. Я не знаю. Говорят так. Летают к морю. На джейранов охотятся. Но мясо с собой не дают. Там кушай — сколько хочешь. А с собой нельзя, не положено.