Перс

Я прислушиваюсь к их разговору. Кажется, мое внимание их не слишком беспокоит. Журналистка — яркая, энергичная, с выражением тактичного участия на лице — ни разу не посмотрела в мою сторону. Мне всегда приятна женская солидарность, мягкость, сестринская благорасположенность, основанная на слабости и трудности. Мне вообще кажется, что женщина больше человек, нежели мужчина. Я совсем не за матриархат, но я за парадокс человечности, а ей в женщине привольней, чем в мужчине. Женщины мне кажутся тайным спасательным отрядом, до поры до времени дремлющим, чтобы вдруг однажды оказать человечеству решающую помощь милосердия.

И тут меня пронзило. Наконец стало ясно, зачем я здесь, куда вывел меня весь этот тонкий, тревожный аромат хаоса и неустойчивости… 20 августа 1978 года на исходе девятого месяца иранской антишахской революции во время показа фильма «Эммануэль» в кинотеатре «Рекс» в иранском Абадане произошел пожар. Двери заблокированы, ребра, плечи бьются, гнутся, ломаются о створки, раздавленные губы. Киномеханику повезло, он бежал на крышу и оттуда кинулся вниз, только переломал ноги и ключицу: в армии его учили группироваться с переворотом через плечо.

Людей убил белый едкий дым. Огонь разыгрался не сразу, и четверть часа тела, разметанные, вповалку сгрудившиеся у боковых выходов, лежали недвижно, в то время как луч жужжащего кинопроектора продавливал белую тягучую тьму, плясавшую по периметру зала столбами пламени. Бобины толкались, нижняя раскручивалась быстрее верхней, пленка собиралась спиральными волнами, пружинила, бобина шла рывками, а по скулам, мышцам, спинам, торсам клубящегося дыма текла и корчилась нежность — беззаботное женское тело, открытое наслаждению, хрупкая раковина, вся текшая мелодией; картавила иностранная речь, герои вставали, садились, пересаживались, плыли в лодках, прикасались друг к другу, что-то ткали из этих прикосновений — и это что-то относилось к раю.

Власти утверждали, что поджог был организован группой религиозных фанатиков.

От травм и ожогов скончались четыреста двадцать два человека.

Хашем рассказывал, как он ходил меж обгоревших трупов посреди площади со старшим братом своего соседа-приятеля. Парень искал среди погибших своего отца. Его послала мать, он грыз ногти, вглядываясь в трупы. Чудовищный запах, шедший от них, был похож на запах спаленного на спичках рыбьего пузыря, лакомства мальчишек.

Религиозные деятели обвинили в поджоге агентов тайной полиции САВАК («Сазман-е амният-е ва эттелаат-е кеш-вар» — Государственная организация безопасности и информации).

Муллы считали, что кинотеатры конкурируют с мечетями.

Фильм «Эммануэль», от одного названия которого шла эманация телесно-чувственной тайны, демонстрировался в виде безжизненном, обкорнанном наполовину, лишенном сцен отъявленной обнаженности: от силы три четверти часа пунктира абсурдных диалогов и обворожительных движений тел, устремленных к ампутированной наготе.

Кинотеатр сгорел дотла. Ослепительное солнце, площадь залита светом, небо раскалено добела, вокруг — ничего, кроме солнца. Огромное пространство залито белизной — нет ни горизонта, ни зданий, обугленные трупы в скорченных, как сгоревшие спички позах, рядами. Несколько мужчин с засвеченными лицами, засученными рукавами — один ближе, другой дальше в другом ряду, и еще трое вдали, переступают вполуоборот над сужающимися грядами тел своих братьев, сыновей, отцов.

Овальный кабинет Белого дома, у открытого окна стоят Джимми Картер и шах Реза Пехлеви. У обоих слезятся глаза, шах подносит к лицу платок. Демонстрация протеста против политики иранского шаха была разогнана с помощью слезоточивого газа, клубы которого достигли глаз властителей.

Я отложил биографию Шиндлера и взял с полки книгу Кристель «Ню». Полистал, нарвался на фотографии, и это меня придвинуло к разгадке предчувствия вплотную. Оказывается, она снялась во множестве фильмов, у приличных режиссеров. Она занималась дизайном и анимацией, но все это пошло прахом, и мир навязчиво бредил только одним ее образом — эротическим, тонким, хрупким, нежным.