Читаем Перс полностью

Одна была польза от этой мороки — от пьесы Штейна: Абих вывел меня на своего деда двоюродного — Германа Абиха, геолога, работавшего при князе Воронцове, наместнике Кавказа, повелителе Шамиля и Хаджи-Мурата. Герман Абих был одним из первых в мире вулканологов. Он начал с изучения Этны, захоронившей Тифона, и Везувия, дал разгадку периодическим извержениям и первым изучил грязевые вулканы Каспия. С помощью отца из библиотеки Индустриального института я извлек его работу: «Об острове, вновь появившемся на Каспийском море, с присовокуплением сведений, служащих к изучению вулканов, извергающих грязь, в Прикаспийском крае». С этой работы, по сути, и началось мое увлечение геологией, а вместе с ним и мое отдаление от Хашема. Я тогда уже, завороженный пока не сознаваемым пением недр, лазил по грязевым вулканам — причудливым нагромождениям высохшей грязи, «садам шайтана» — и припадал лицом и ухом к устьям заглушенных нефтяных скважин, проверяя легенду, имевшую хождение среди нефтяников, — будто бы если в полной тишине прислушаться к дыханию скважины, в ней можно услышать унылый хор Аида. Я тогда только начинал осознавать, что слышу нефть, и путал пение ее с завыванием ветра, спустившимся на километровую глубину. Сокрушенный догадкой, я уже провел сутки на месте вышвырнутой вулканом скважинной колонны труб. ЧП это прогремело по всему Апшерону. Два с половиной километра труб, исторгнутых прорвавшимся в буровой свод извержением, были разбросаны по степи на Дашгиле. Утопая по колено в горячей еще, в глубине обжигающей грязи, я переходил от одной колонны к другой, в мозгу что-то звенело, и я не заметил, как под ногами разверзлось время. Вечером на буровой появилась стая прикормленных буровиками собак, они загнали меня на вышку; но скоро прибыла ночная смена.

4

К 1920 году в Бакинском университете собрался превосходный профессорский состав, бежавший от исторического материализма. Литературная знаменитость — король символистов, певец античности — Вячеслав Иванов после смерти жены и отказа в выезде за границу на лечение (Надежда Крупская ходатайствовала, но Особый отдел ВЧК, припомнив проклятия Бальмонта, посланные им советской власти уже из Ревеля, предложил лечиться на Кавказе) вместе с дочерью Лидией двадцати четырех лет и четырехлетним сыном Дмитрием приехал в Баку.

12 июля 1923 года Вячеслав Иванов пишет Брюсову, зовущему его в Москву, о костре субтропического солнца, о синем Хвалынском море (которое серое, стальное, голубое и изумрудное, где уже глубина, но никак не синее, даже если над ним нависло грозовое облако), о генуэзских очертаниях Баку, о его иерусалимских холмах, возносящих амфитеатром выжженные высоты и дороги с врезанными в камень колеями, о скорпионах, фалангах и гюрзах повсюду; о воротах Востока, в створе которых кипит культурная работа, об энтуазических учениках, которым ему не жаль давать своей работы.

Иванова поселили в здании университета: пройти мимо павильонов, лабораторий и прозекторской анатомического музея, подняться из коридора в правом крыле по лесенке на антресоли в бывшую курительную комнату, пройти за ситцевую занавеску к письменному столу, сесть за труд о дионисийских тонах в шиитской мистерии Шахсей-вахсей, освященной кровью имама Хусейна, на полях вырисовывать вышагивающего верблюда, слышать возню детей, как Лидия читает вслух «Пляшущих человечков», как боится Дмитрий, пить чай, а когда стемнеет, зажечь лампу, вспомнить о вечерах Хафиза, которые устраивал в Башне над Таврическим садом, как по стенам текли вишневые дымные тени, слагаясь в контуры бедер, лодыжек, дыханья, как наследники медоносного шмеля Шираза в укромном триклинии были пьяны вечерей любви, улыбок, дерзновений, томлений, ласки, неги слов, размеренных и мудрых.

Вячеслав не знал, что Хлебников потому не ходил на «Башню», что боялся целоваться с поэтами. Он и с женщинами целоваться не решался. А тут еще синий подбородок Кузмина с пластырем над порезом, следствие нервной тщательности бритья, недаром Осип воспел Gillett. Детей веселило, что с культом Диониса связаны козы и овцы, эти нелепые животные, часто толкающиеся по улицам, тряся грязными курдюками, сыпля катышки. Козы ложились на рельсы конки, пассажиры, соскочив с подножки, азартно стаскивали их за рога. Дети слушали, как отец за занавеской важно трактует гостям сцену с козой на вазе, и давились смехом в подушку.

Перейти на страницу:

Похожие книги