— А то, что наткнулись на них какие-то деревенские браконьеры, — но тоже поставленные в известность насчет лимонов. Но круглые идиоты!.. Лягушек в болоте ловили. Крутили генератор, совали концы в воду и давали разряд. Лягушки всплывали, и они их с поверхности сгребали. Но ведь, если бы не идиоты, ничего бы у них не вышло. Я так подозреваю… Качают свой генератор, и видят, появляются на фоне болота какие-то фигуры, похожие на тени, и в утреннем тумане начинают расплываться. Так они, не долго думая, хватают свои карабины и устраивают канонаду. А потом целый час добираются до этого места, чтобы посмотреть на результат. И видят результат, — лежит там человек, китаец-некитаец, в каком-то невзрачном плаще, с серым лицом, с тремя пулевыми отверстиями в разных местах… Но тут они поступили уже как полные идиоты!.. Они его обыскали, все, что было в карманах, положили в мешок, и отправились обратно, а оттуда в деревню, а там у них со связью плохо, только на следующий день дозвонились до начальства… Короче, когда вертолет прибыл на место, никакого трупа там не нашли. Искали-искали, — ничего… В карманах пропавшего покойника был только пакетик, небольшой, они его сфотографировали, я тебе покажу фотографию, посмотришь… Но вот ведь как бывает, — идиоты, идиоты, а в нужный момент идиотства до конца не хватило, — нет бы его распечатать, посмотреть, что там внутри, так нет же, не тронули. А сделали другую чудовищную глупость, — отдали груз надежному человеку, посадили его в почтовый самолет и отправили в Москву… А дальше ты знаешь.
— Сколько тебе пообещала девушка, за то, что ты оградишь ее от собственного дяди? — спросил Чурил.
Гвидонов замешкался было, от столь бесцеремонного вмешательства в коммерческую тайну, но под пристальным взглядом собеседника вынужден был открыть этот секрет.
— Пятьдесят миллионов, — сказал он.
— Мог бы и сто попросить, — равнодушно сказал Чурил, — она бы дала. Так что ты, — продешевил… Я же тебе дам — двести. И гарантирую полную неприкосновенность от ФСБ и дяди. Гарантирую, если после всего будешь нем, как рыба, дальнейшую жизнь. Свободу передвижения, свободу места жительства, — вообще, свободу. Но при условии полного молчания…
— Выбора у меня нет, я так понимаю, — сказал Гвидонов.
— У тебя нет выбора, — жестко сказал Чурил, — и быть не может… После всего, что я тебе рассказал. Ты взрослый человек, знаешь, наверное, что на свете существует только два способа заставить другого человека работать на себя. Это принуждение и возможность… Вот два кита, на котором сидит человеческое общество, как общественная организация. У тебя нет выбора, — но есть возможность. Я тебе дарю ее. Возможность стоит больше любых денег, потому что она позволяет сохранить себя человеком. В неприкосновенности…. Я разрешаю тебе сохранить себя в неприкосновенности. До конца дней своих ты будешь благодарить меня за этот подарок.
Климат меняется.
Еще лет десять или пятнадцать назад в звуках слова «февраль» звучала вьюга, холод, промозглое небо, — и человеку, который по своему характеру, любил тепло, приходилось не сладко.
Теперь же февраль, — это минус три, или минус пять, или плюс один… Снега не выпадало, наверное, уже много дней, так что дорога была сухой, и слышно было, как шины мерседеса с легким шорохом перебирают асфальт.
Гвидонов сидел на заднем сиденье и смотрел через окно на прохожих. Все время, когда тяжелый мерседес притормаживал на красный свет, он вглядывался в лица тех, кто совсем близко от него переходил на другую сторону улицы.
Его поражало, — внутреннее достоинство, в каждом из этих мужчин или женщин, или подростков. Должно быть, неделя, проведенная в одиночестве, так повлияла на него, что все другие люди, отсутствие которых, вроде бы прошло незамеченным, — вдруг приобрели для него такой интерес.
Когда загорался зеленый, и мерс, плавно набирая скорость, трогался с места, и Гвидонов чувствовал, как его прижимает к сиденью, он прикрывал глаза, ему казалось, что он снова слышит неторопливый ход часов, которые стояли у него в кабинете.
Свобода. Работа. Деньги. Гарантии.
Что еще можно пожелать у жизни для счастья?.. Не к этому ли он стремился всю жизнь, не об этом ли мечтал, не подобное состояние ли считал единственно возможным для себя идеалом.
Да еще возможность сохранить себя человеком… То есть, личностью…
А страх, а тот нечеловеческий, животный страх, который он пережил сегодня, — который еще до конца не прошел, несмотря на то, что с каждой минутой расстояние между им и Чурилом увеличивалось… И достигнута взаимовыгодная договоренность. И Чурил, — человек слова. И то, что он пообещал, наверное, не пустой звук.
Но куда деть этот победивший его страх, как избавиться от него, — когда он появился, ожил, осел где-то внутри, — и живет.
Не деньги, не возможность, — этот страх.