Читаем ПЕРПЕНДИКУЛЯР полностью

Горлышко оказалось длинным, как почти у всякого древнего сосуда, и Семеныч изрядно расцарапал себе все пальцы, пока вырыл его до половины. Он уже несколько раз порывался сбегать за лопатой, совком или каким-нибудь гавайским слугой, но его охватил какой-то тупой азарт. Он не мог оторваться от своего занятия.

Семеныч не надеялся ни на чудо, ни на какое-нибудь открытие, он просто копал и копал руками. Так собака, повернувшись хвостом к следам своего пребывания, тупо работает задними лапами, как бы закапывая их. Безо всякого, впрочем, эффекта и нимало не интересуясь результатом.

Из гавайского грунта показалась, наконец, ручка сосуда. Он весь был то ли из блестящей глины, то ли из матового стекла. Семеныч осторожно потянул непонятный сосуд вверх и он с неожиданной легкостью подался.

Но в руках Семеныча оказалась только верхняя часть. Та самая, которую он откопал. А под ней не было видно ничего. Один песчаный грунт. Видимо, сосуд раскололся уже давно, и со временем отделился от донышка.

Семеныч осмотрел то, что было в его руках. Обыкновенный полукувшин, запечатанный чем-то вроде окаменевшего воска. Никаких надписей не было видно ни внутри, ни снаружи.

Семеныч поднялся и пошел назад, домой. За лопатой. Ему подумалось, что вторая часть сосуда должна быть тут же в земле, неподалеку от первой.

Дома он, никому ничего не сказав, нашел в гараже небольшую раскладную лопату, захватил с собой термос с кофе и, не спеша, пошел обратно. Но то ли Семеныч был в слишком большой задумчивости, когда он брел на то место в первый раз, то ли мало смотрел по сторонам, когда шел назад, а только найти то место во второй раз ему так и не удалось.

Что было в том сосуде, монеты, вино, древнегавайское послание к потомкам или российские облигации внутреннего безвозмездного займа Юрского периода, так и осталось для всех тайной.

Семеныч даже не стал никому рассказывать об этом, чтобы не огорчать. Этот случай стал для него наглядной моделью несбывшихся надежд, пустых ожиданий, напрасности бытия и даже... В общем, пессимизм один.

А через пару дней он пошел с приятелями на пикник. Надо сказать, что Семеныч относился к пикникам, равно как и к приятелям довольно странно. Примерно как к болезням.

Их, как бы, не жалуешь, но они все равно у тебя есть. Вот и у Семеныча были приятели, которые любили пикники. Без пикников Семеныч чувствовал себя обычно, а на пикниках - отвратно. Потому что он беспрерывно задавал себе вопросы, на которые не мог найти вразумительных положительных ответов. А все такие вопросы сводились, в общем, к одному: "Да на фига мне всё это надо?!.."

Гавайские пикники не очень отличались от русских, турецких, итальянских, французских и многих других. Думаю, если бы нам были бы известны марсианские пикники, то от них гавайские пикники не особо отличались бы тоже.

Разве что от эскимосского или аборигенского чуть-чуть отличались бы. А от других - нет, не очень.

Сначала в большие сумки складывались традиционная еда и питье. Эти сумки навешивались на пикниковских мужиков, и вся группа праздношатающихся, в состав которой (на правах сумок) обязательно входили несколько субретко-гризеток самых различных возрастов, отправлялась в то место дикой или полудикой природы, которое она намеревалась осчастливить своим пребыванием.

Дальнейший сценарий гавайского пикника предусматривал традиционные и неизбежные неудобства и неловкости обжорства в неприспособленных для этого условиях. А также подобие музыки, именуемое "музоном", заменяющее собой неуместный для такого рода пикников природный фон, располагающий вместо традиционных же глупостей в лучшем случае к философическому созерцанию.

Непременными пикниковскими атрибутами являются также костери танца-пляски под девизом "Эх, была тут раньше травка!"

Этот ранний гавайский вечер как всегда не блистал оригинальностью. Своих пикниковских спутников Семеныч про себя уже давно не различал по именам, а воспринимал по типам.

ТИП 1. "Портос Эпикурейский". Смачно пожрав, и наскоро крепко напившись, размазывая вокруг себя сальные шуточки и анекдоты, он, обозначив интерес к женскому полу какими-либо незатейливыми вульгарностями, как правило, скоро засыпает в самых удивительных положениях до конца мероприятия.

ТИП 2. "Сиси Донжуанский". Пьет и умен в меру, непосредственно "в деле", как правило, не силен, но весь состоит из прелюдий и танцев. Такое впечатление, что он слегка потанцовывает, даже находясь на известном санфаянсовом изделии.

Вокруг него постоянно парфюм и это: "Ум-ца, ум-ца, ум-ца-ца!".

ТИП 3. "Фигура". Его роль - заполнение пустого пространства вообще и за столом в частности. Он аморфен и постоянно примыкает то к первому, то ко второму типу, везде играя при этом второстепенные эпизодические роли.

Ну и, наконец, ТИП 4. Женщина. И этим всё сказано.

Очередной пикник начался. Женщины, Фигура и Семеныч разложили снедь. Сиси сразу же включил музон, звучавщий на любом языке как "...Я тебе спою, а ты меня пю-пю!..", и принялся павлином ходить кругами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза