Перпендикуляр

Как у всякого талантливого человека, у Бовина было много «друзей» наоборот, которые сказали: «Михаил Сергеевич, но он же много пьет». На что Горбачев в духе парня из Ставрополя, который устраивал когда-то бани для ЦК, отвечал блистательно. Он сказал: «Но зато много и закусывает». И, значит, Бовина отправили в Израиль, где его действительно очень любили. Он иногда прямо на столике сидел и пил, то есть, простите, не на столике, конечно, а за столиком сидел и пил кофе, или пил пиво, или что-то ел и ел много, и разговаривал с прохожими, которые его сразу опознавали, ну, его трудно не опознать. И в результате через пять лет выпустил эту книгу «Пять лет среди евреев и мидовцев».

Это чудовищная книга. В МИДе просто прошелестел гром, как будто крупнокалиберный снаряд над головой прошел. Там Бовин всех героев называет по фамилиям и именам. И все вещи называет так, как они называются. Он не говорит: был у нас один товарищ, назову его товарищ Т. Нет уж, никакого Т., если Тимофеев, то Тимофеев.

Он рассказывает истории типа: как Козырев в бытность его министром иностранных дел России прилетел в Израиль, и поехал на территории в сопровождении секретарши, а на обратном пути его сопровождала личная охрана Ясира Арафата. Его сопровождал, естественно, Бовин как посол, и еще какой-то кортеж. Он попросил остановить машину и сказал, что ему захотелось выкупаться. Ну, дорога вдоль Средиземного моря. Он вышел из машины и стал раздеваться. Арабская охрана стыдливо отвернулась. Когда Козырев разделся догола, то тут уже побагровели российские товарищи. Козырев благополучно вошел в воду, немного поплавал, вышел, вытерся полотенцем, которое подала ему секретарша, его сопровождавшая, достаточно молодая и миловидная, оделся, и поехали дальше. То есть арабская часть свиты была скандализована полностью, потому что по арабским представлениям вдруг раздеться догола у тебя на виду, ну, это не то чтобы шокинг, не то чтобы оскорбление, это черт знает что такое. Это не лезет ни в какие ворота. Так что Бовин написал очень интересные мемуары.

Но. Поскольку он закончил карьеру посла и вернулся к международной журналистике, то в гробу он видал все эти мидовские счеты. Ему все равно, что о нем скажут. Зато книга продолжает переиздаваться новыми изданиями, и читают ее с восторгом. Вот там ты узнаешь, что представляла из себя российская политика в Израиле и Палестине, пока Бовин был послом. Вот, по-моему, это идеал мемуаров. Но это немногие могут себе, понятно, позволить. Не все такие умные и не то чтобы храбрые, а плюющие на всякие гадости и глупости, как Александр Бовин.

Образец же мемуаров, где говорится иногда очень многое и при этом не говорится ничего – это, конечно, воспоминания разведчиков. Понятно, что разведчик, по справедливому замечанию Виктора Суворова (он же «Владимир Резун – предатель») – что разведчик становится известен только тогда, когда он провалился. Пока он не провалился – он глубоко засекречен, и знать его не полагается никому. Ну, а когда уже все равно спалился, когда судили, когда газетчики написали, – ну, понимаете, чего там.

Вот, значит, генерал Судоплатов. Человек, сделавший блестящую карьеру в органах НКВД-КГБ. Человек, который возглавил ну, назовем его так, убойный отдел соответствующей госбезопасности, – не тот убойный, который ищет убийц, а тот, который за рубежом в любой точке Земли убирает тех, кого приказано убрать. Человек, который много лет отсидел уже после смерти Сталина, и вышел, и добивался не просто реабилитации, но еще и восстановления в партии, и восстановления зачета партийного стажа, и т.д. Вот этот человек оставил мемуары. Из этих мемуаров нельзя узнать почти ни-че-го. То есть вот там какие-то общие фразы, пересказ сцен и так общеизвестных, – но в сущности в таких мемуарах, как мемуары генерала Судоплатова, нет почти ничего. Ну и совершенно справедливо, как сказал мне один мой добрый друг, отставной полковник КГБ: «А вы что хотели, чтобы вам все рассказали? Э, нет, милые мои, нашли тут дурачков!»

Но. Кроме мемуаров разведчиков, это бы еще ладно, – понятно, что хочется все сказать и в то же время ничего не сказать.

Есть еще мемуары военных армейских генералов. Ну, казалось бы: если разведчик куда-то убежал насовсем, как Калугин, Гордиевский, Орлов еще в 30-е годы, тогда-то он уже может написать все! Нет. По разным причинам всего он тоже написать не может. Я не знаю, может быть существует определенная договоренность между всеми странами, что они не печатают подробные мемуары друг друга? но как-то оно все-таки так.

Еще одна вещь. Когда у нас в России выходят мемуары разведчика, – я не знаю, есть ли у нас сейчас военная цензура, но по идее, наверное, должна быть: должна же быть охрана военной и государственной тайн в печати. Вот именно военной и государственной, а не какое-то там идеологическое сито. Но вот когда речь заходит о войне, то становится и вовсе интересно!