Перо на Луне

Я увидела небольшую гостиную с простой обстановкой. Мебель, похоже, стаскивали сюда за ненужностью со всего дома. Однако книжные полки, ломившиеся от книг, были сделаны качественно и красиво. И эти книги, без сомнения, составляли жизнь Тима. Мои родители, по крайней мере, имели друг друга. Открытая дверь справа вела в спальню, а прямо передо мной находилась залитая солнцем мастерская. Она была завалена кусками дерева, инструментами и бутылочками краски.

Дядя Тим стоял в дальнем конце комнаты спиной к нам и смотрел на небо. Элис подошла к нему и подождала, пока он заметит ее. Мне очень понравилась такая тактичность. Если ты думаешь, что находишься в одиночестве, тебя может испугать даже простое прикосновение. Он заметил Элис, она показала ему на меня жестом, и он перевел на меня глаза.

— Все в порядке, вы можете войти, — сказала мне Элис.

Я прошла вперед, встала прямо перед стариком и протянула ему руку.

— Здравствуйте, мистер Радбурн. Я Дженни Торн.

Я говорила естественно, зная, что слишком усиленная артикуляция может ему помешать. Я все еще не представляла, насколько хорошо он умеет читать по губам. Об этом умении ходит много мифов, и слух оно полностью не заменяет. Имена всегда трудны для понимания, но Элис наверняка писала ему мое на бумаге.

— Вы можете называть его дядей Тимом, — сказала мне девочка. — Ему так нравится больше всего.

Старик взял мою руку в свою большую, загрубелую ладонь и чуть застенчиво произнес:

— Добро пожаловать, Дженни Торн.

— Можно, я осмотрюсь здесь? — Я обвела рукой комнату; язык тела всегда помогает общению, а некоторые жесты вообще универсальны. Слышащие полагаются на тон собеседника, даже не задумываясь об этом, а глухие лишены такой возможности. И язык тела помогает им восполнить выразительность голоса.

Тим понял меня и кивнул.

Мастерская была большим помещением, больше остальных комнат, и все здесь, даже книги, дышало личностью ее хозяина. На одной из стен висели полки с рядами резных поделок — это были миниатюрные тотемные столбы в несколько дюймов высотой, ярко раскрашенные. Казалось, Тим вырезал только их. Я подошла посмотреть на них поближе.

— Можно взять в руки? — спросила я.

У Элис был свой собственный язык жестов, и она с его помощью передала дяде Тиму мой вопрос, а на случай, если он все-таки не поймет, вопросительно подняла брови и коснулась одной из поделок. Старик наклонил голову и неуверенно улыбнулся мне. В нем уже ничего не осталось от того бесстрастного мужчины, который обратил свой внезапный гнев на Фарли Корвина.

Я хорошо понимала, какой удачей оказалась Элис для дяди Тима. Его сестра вряд ли старалась отчетливо двигать губами и наверняка бессмысленно жестикулировала. Элис стала для Тима маленьким человечком, которому небезразлично, что он думает и чувствует. И, скорее всего, это вложили в Элис мы с моими родителями, когда ей было три года! Панцирь, которым оброс Тим, появился из-за невнимания окружающих и страха, что его отправят в "плохое место". Только представьте себе, какой силы был этот страх, если он даже ни разу не попытался сломать панцирь и выбраться наружу?

Я улыбнулась ему в ответ и взяла одну из фигурок. Я не раз видела фотографии больших тотемных столбов на Северо-западном побережье и немного разбиралась в резьбе по дереву — это было еще одно хобби моего отца, помимо работы в саду. Фигурка Тима была красивой и вырезана много искусней, чем у моего отца. Ярко раскрашенные поделки со странного вида птичьими, звериными и человеческими лицами представляли собой маленькие произведения искусства. Они до мельчайших деталей отличались друг от друга.

— Дядя Тим не делает копии больших столбов, — объяснила Элис. — Он не берет чужие идеи — ему нравится создавать свои собственные. Его научили вырезать из дерева индейцы, которые делают тотемные столбы в Тандербердовском парке. Им нравится его работа, а ему нравится их. Они его друзья. Им неважно, что он их не слышит и говорит не как другие. Я иногда хожу с ним в этот парк.

— Ты молодец! — похвалила ее я и уже хотела выразить Тиму восхищение его мастерством, но он снова отошел к окну и повернулся к нам спиной. Возможно, он думал о Фарли Корвине и том, что произошло. — У Тима есть какие-нибудь друзья, которые могут его навещать — или к которым он сам может ездить? — спросила я у Элис.

— Она не позволит ему завести друзей. Только не старая Коринтея! Хотя против индейцев она не возражает. Наверное, она думает, что они не считаются за людей, а они не хотят сюда приходить.