Перикл

По-видимому, лишь незначительная часть этих войск участвовала в сражении, и притом в ситуации, безусловно, невыгодной для себя: сигнал к атаке греки подали тогда, когда увидели, что персы, заканчивая погрузку на корабли, готовятся к отплытию и не ожидают нападения.

Возможно, высадка у Марафона, в 40 километрах от Афин, явилась лишь отвлекающим маневром, цель которого — облегчить деятельность персидских сторонников в самом городе, когда афинское ополчение покинет его пределы.

Вероятно, персы не предполагали, что спартанцы, забыв о прошлых обидах, придут на помощь своим постоянным соперникам — афинянам, и рассчитывали на молниеносный успех «малой кровью».

Так или иначе, вся операция Датиса и Артаферна, полководцев Дария, выглядит вопиюще безграмотной в военном и беспомощной в дипломатическом отношении. Пренебрежение тактическим искусством и самодовольная уверенность в том, что численное превосходство — гарантия победы, превратили битву в элементарное побоище, которое способно не столько возвеличить эллинов, сколько обесславить их противников.

Это, однако, ничуть не умаляет героизма греков, сражавшихся у Марафона. В честь погибших воинов афиняне соорудили памятник-гробницу, на котором высекли имена всех павших. В эпитафии же говорилось:

Было у этих бойцов негасимое мужество в сердце.
Противостали они у марафонских ворот.
Так защищали Афины, сражаясь за город и славу,
Что повернули назад мощную силу врагов.

Среди афинские стратегов не было единодушия: ровно половина из них советовала не вступать в сражение с персами, которые разбили лагерь и почему-то не спешили начинать военные действия. Все решило мнение военного архонта — полемарха Каллимаха, которого привлек на свою сторону Мильтиад. Шестью голосами против пяти решено было все-таки дать бой, в котором и погиб полемарх, невольно определивший судьбу эллинов. Лавры же победителя, естественно, достались Мильтиаду, хотя, как уже говорилось, они не уберегли его от бесчестья.

Марафонская битва избавила от страха многие полисы, терроризированные персами и готовые предоставить варварам «землю и воду». Она выдвинула Афины в первые ряды защитников общегреческой свободы. Она, наконец, дала афинянам десятилетнюю передышку, позволив подготовиться к будущим решающим столкновениям с державой Ахеменидов.

После осуждения Мильтиада у государственного руля встает его сподвижник Аристид, которого избирают в 489 году архонтом.

Этому человеку суждено было войти в легенду.

Через много веков античные деятели станут хрестоматийными персонажами и начнут кочевать из учебника в учебник. Вожди французской революции, обращавшиеся к политическому опыту Греции и Рима, рядились, по выражению Маркса, в одежды античных героев, видя в них образцы для подражания. И среди тех, кто вызывал столько же восхищения, сколько и удивления, особняком стояла скорбная фигура одинокого Аристида — мужественного воина, осторожного политика и неправдоподобно честного человека.

Уже современники воспринимали его как воплощенный принцип, как некий эталон добродетелей. Он поднялся к вершинам власти, не заботясь ни о карьере, ни о богатстве. Он оставался верен своим принципам и тогда, когда управлял государством, и тогда, когда его лишили всех почестей и изгнали из страны…

Аристид, сын Лисимаха, родился еще при Писистрате, около 540 года до н. э. В молодости он поддерживал Клисфена и участвовал в борьбе с тиранами и их сообщниками. Правда, уже в ту пору бурных реформ его натуре ближе были умеренные законы легендарного спартанского законодателя Ликурга, установившего незыблемые порядки в Лакедемоне. Спокойный и рассудительный Аристид любил тщательно взвешивать все обстоятельства, прежде чем принимать решение. Основательный и сдержанный, он с большим сомнением относился к рискованным проектам, не раз выносившимся на суд демоса.

Главный принцип, которому он следовал без колебаний всю жизнь: благо отечества превыше всего.

Аристида не волнует переменчивое мнение Народного собрания, с легкостью пересматривающего собственные постановления и поддающегося влиянию искушенных ораторов. Он служит истине, закону, государству, которое для него нечто большее, чем толпа, собравшаяся на холме Пниксе для голосования. Отечество превыше всего! Превыше обид и оскорбленного самолюбия. Превыше личных выгод. «Безразличный к почестям и несчастьям, Аристид, по словам Плутарха, сохранял присутствие духа и невозмутимость, не думая о славе и вознаграждении». Не имея состояния, он так до конца дней и не приобрел его и ни разу за свою долгую карьеру (а умер он в 467 году) не использовал высокого положения для личного обогащения. Он не оставил даже денег на собственное погребение: похороны ему устроил город Фалеры, где он скончался. Дочерей же его выдало замуж государство, дав им приданое за счет казны.