Периферийные устройства

Рядом с сушкой стояла банка с прежними пальцами Коннера. Он подарил их Флоре, дочери Литонии. Это были первые пробы Мейкона, отпечатанные в старой фабе на принтерах, отпечатанных где-то еще, до того как ребята перебрались в сарай. Флора забыла их утром, когда приходила в гости. Она покрасила им ногти розовым лаком. Большой палец в банке немного ерзал – это был дефект всех первых партий. Наблюдая, как Коннер играет в сквош, Флинн часто вспоминала, как быстро Мейкон, Тлен и Оссиан поставили его на ноги. Теперь Коннер носил композитные протезы не снимая, но в не их будущем у него по-прежнему была своя версия Павла. Флинн тоже и мысли не допускала о том, чтобы сменить перифераль.

– Еще бы! – воскликнул Леон, когда она как-то сказала об этом за обедом. – Все равно что сменить тело!

А потом довел Флору до истерического хохота, заявив, что если Флинн родит девочку, то назовет ее Фауной.

Пора было идти завтракать вместе со всеми – мамой, Литонией, Флорой и Леоном, который жил теперь в бывшей комнате Флинн. Литония, как оказалось, чудесно готовила, и сейчас Мейкон отчищал пескоструйкой внутренность бывшего Фермерского банка: Литония с двоюродным братом собрались открыть там ресторанчик. Ничего пафосного, просто что-то еще, кроме «Суши-лавки» и «Джиммис». «Джиммис» так и не превратился в сетку, а если бы превратился, сказал Леон, это бы значило, что джекпот все-таки наступает, несмотря на все их усилия.

Мама теперь обходилась без кислородной трубки, поскольку лекарства ей делала «Сольветра», индивидуальные. А пока, на случай если кому-нибудь еще что-нибудь понадобится, они купили «Фарма-Джон» и по совету Флинн урезали норму прибыли вдвое, так что сетка мгновенно стала самой популярной в стране, если не в мире.

Флинн взяла банку с пальцами и, не запирая двери, пошла по тропинке, которую они протоптали между домами и которая уже выглядела так, будто была здесь всегда.

Сегодня, гуляя по набережной, она сказала Эйнсли, что временами боится, не строят ли они просто свой вариант клептархии. Очень правильная мысль, ответила Эйнсли, вам всем надо постоянно держать ее в голове. Люди, не способные вообразить, что поведут себя дурно, обычно с треском проигрывают тем, кому и воображать ничего не надо, поскольку они и так ведут себя дурно. Она сказала, большая ошибка думать, будто эти люди другие, особенные, зараженные чем-то нечеловеческим, недочеловеческим, фундаментально иным. Это напомнило Флинн слова мамы о Корбелле Пиккете. Что большое зло не блистательно, оно просто возникает из заурядного мелкого зла, если тому дать возможность вырасти. Выросшее, оно приводит к более страшным последствиям, но остается лишь суммой обыденной человеческой подлости. И это верно, сказала Эйнсли, в отношении самых жутких чудовищ, с которыми ей постоянно приходится иметь дело. Флинн, быть может, представляет ее терпеливой смотрительницей зоопарка среди особенно крупных и опасных зверей, но они – всего лишь люди.

– Человек слаб, милая, – сказала Эйнсли, глядя на Темзу синими старческими глазами, – и в тот миг, когда мы это забываем, мы гибнем.

124. Патни

Жить с Рейни – все равно что поставить себе когнитивный имплант, только гораздо приятнее, думал Недертон, спуская ноги на пол и глядя на нее. Например, он раньше не знал, что у нее столько веснушек, что они по всему телу и вообще что он любит веснушки. Сейчас он прикрыл некоторые, самые любимые, краем одеяла и пошел чистить зубы.

Ее эмблема появилась раньше, чем он взялся за зубную щетку.

– Кофе, – сказала Рейни. Он слышал ее из спальни так же хорошо, как по телефону.

– Сейчас почищу зубы и включу кофеварку.

– Нет, – ответил она. – Там внизу есть настоящий итальянец, в поддельной газетной лавочке. Я хочу его эспрессо. – Слово «эспрессо» прозвучало совершенно порнографически. – С его пенкой.

– Позвони ему.

– Ты погубил мою карьеру. Из-за тебя я ушла с завидной государственной должности, а потом должна была спасаться от убийц, нанятых новозеландской тайной полицией. А теперь ты не можешь принести мне чашечку человеческого кофе? И круассан из магазинчика на другой стороне улицы.

– Ладно, – сказал Недертон. – Дай только зубы почищу. Я действительно спас тебя от даркнетовских киви, которые едва ли были правительственными агентами, и притащил сюда, под защиту британской тайной полиции. Если можно так выразиться.

– С пенкой, – сонно повторила она.