Перфекционистка в офисе

В витрине книжного магазина вижу книгу Фредерика Бегбедера «Любовь живет три года». Три года? Любовь должна жить три года! Но почему у нас только один? Почему в нашей теплой квартире вдруг отключили отопление? Мы ходим в шубах, лежим под тремя одеялами, а меня трясёт от холода! Почему всё так быстро закончилось? Кому предъявлять претензии по гарантии?

— Нам нужно поговорить, — ровным голосом сообщаю ему с порога. Ни тени недовольства, ни обиды, ни надежды. Просто деловое желание выяснить всё раз и навсегда.

— Согласен, — Алексей выходит из кухни в накрахмаленном передничке с нарисованным на нём толстым котом, держащим черпачок в лапке. — Ты знаешь, я решил, что буду теперь готовить ужин к десяти вечера. Видишь, ты успела! Даже пораньше пришла! Молодец!

Он целует меня в щеку, и мое решительное настроение вмиг улетучивается.

— Котлеты жаришь? — раздеваюсь и подхожу к плите. — Сколько раз перевернул?

— Три, — отвечает он и передаёт мне лопатку.

— Молодец, почти научился! — я улыбаюсь. — Следующий раз убавь пораньше, пожалуйста, чтобы корочка не подгорела. Она — вредная для здоровья.

Он прижимается ко мне, я боюсь, что мы сейчас так ничего и не обсудим, и ленты бесконечных диалогов будут продолжать опутывать меня. Придётся носить их на себе, как полную тяжелых патронов обойму.

— Молодец, ты тоже почти научилась, — он перехватывает у меня лопатку и переворачивает котлеты.

— Чему?

— Конструктивной критике.

— Это не критика вовсе, если ты про котлеты. И почему почти? Я лишь констатирую факты без лишних эмоций, как ты меня учил. Кстати, в этом русле я и хотела с тобой поговорить. Спокойно и рассудительно, — я делаю глубокий вздох. — Я решила завести ребенка.

Повисает звенящая тишина, потом сковорода с котлетами, которую Алексей держал в руке, с грохотом опускается на плиту. Эта фраза, очевидно, вызывает в нём состояние, в котором я побывала сегодня, когда увидела Татьяну с шефом.

— Хорошо, что у нас не индукционная плита, а обычная — советская.

— Что? — переспрашивает он громко, будто контуженный.

— Хорошо, что у нас не индукционная плита, а обычная — советская, — повторяю я, перехватывая у него сковороду с лопаткой. Еще обожжётся!

— Я про ребенка!

Его лицо наливается кровью. Я боюсь, что у него сейчас случится сердечный приступ. Беру полотенце и начинаю махать перед его лицом. Хочу побрызгать на водой, но Алексей вовремя выхватывает у меня бутылку — от волнения вместо брызгалки для цветов схватила жидкость для мытья раковины. Он тяжело опускается на стул.

— Что ты так разволновался! — я стараюсь говорить быстро, чтобы не остановиться, поддавшись сочувствию. — Я всего лишь про нашего ребенка говорю, не про монстра какого-нибудь. Думаю, что сейчас самый правильный момент для этого. Мне двадцать пять. Я всегда хотела двоих детей. Рожу одного за другим. Если повезет, двойня получится. Мальчик и девочка. Здорово, да? Одним метким выстрелом сразу двоих! — я подмигиваю. — Какая экономия времени получается! И, кроме того, декретный отпуск — это целых 140 дней! Мы сможем каждый день проводить вместе! Ведь этого нам так не хватает! Здорово я придумала? — стараюсь говорить легко и задорно, чтобы придать бодрости гипотетическому папе, но он по-прежнему не хочет верить в свалившееся на него счастье. — Не волнуйся, тебя это решение практически не коснется. Я всё сама сделаю: выношу, рожу, воспитаю. С тебя только штамп в паспорте, ну еще одна мелочь, сам понимаешь…

Щекочу его за ушком, как делала это раньше в постели, но он отворачивается и мычит, как раненый бык.

— Я не понимаю… Почему ты так? Почему сама решила? Я думал, что мы — настоящая пара. Что случилось? — он умоляюще смотрит на меня. — Дело во вчерашнем дне? Что-то не понравилось? Ты вчера домой ехала сама не своя. Что я сделал не так?

— Ты всё сделал так, — говорю я, поджимая губы.

— Я понял. Дело в подарке.

Отворачиваюсь к котлетам. Они весело пыхтят и пощелкивают, будто не замечая баталий, разыгрывающихся рядом.

— К подарку я претензий не имею. Дареному коню в зубы не смотрят. У меня не к коню претензии, а ко всаднику. Если уж даме своего сердца он решил коня подарить, то пусть у нее поинтересуется, есть ли у нее для этого конюшня. И вообще, может, ей кроликов нравится разводить!

— Понял, в чем собака зарыта, то есть кролик, — он с облегчением выдыхает. — Тебе не понравилось, что я за тебя решил. Записал на курс и не посоветовался.

— Да, точно.

— А я-то испугался. Подумал, ты серьезно — про ребенка, — его лицо озаряет улыбка, и он встает. Я отвечаю многозначительным молчанием. Он снова медленно садится.