Перфекционистка в офисе

Разговоры об уборке после дня в должности начальника странно режут слух. Будто вдруг тебя понизили до работника отдела клининга. Хочется ответить ему: «Неужели не можешь сам разобраться с этой ерундой!» Но я сдерживаюсь. Всё-таки работнику нужно сначала дать освоиться, разобраться с новыми обязанностями, а потом уже выговоры объявлять.

— Я тоже рада тебя видеть! — отвечаю с улыбкой. — Попробуй пемоксолью. Она на кухне стоит. Если чистить каждый день, этой грязи совсем не видно будет.

— Каждый день?! Ты с ума сошла! Я не собираюсь все свободное время с тряпкой в руке проводить! Но как все быстро грязнится! По полу будто стадо гиппопотамов пробежало, — он смотрит на мои сапоги. — Тоже с пемоксолью почищу.

Он сыплет на паркет серого порошку.

— Ты что! — вспыхиваю я. — Разве можно мыть пол пемоксолью? Ты его теперь из щелей не вытащишь. И сапоги мои испачкал!

— Будто они чистые были, — бормочет он.

— Были! — я начинаю закипать. Три минуты не прошло с того момента, как я пришла, а он уже умудрился испортить мне идеальный день!

— Скажи, что теперь с пемоксолью делать? — Алексей разводит руками, как школьник, которому задали на выходные выучить «Евгения Онегина».

— Пылесосом собрать, а потом помыть, — говорю голосом учителя, которому в десятый раз за день приходится объяснять, что выучить нужно всего лишь отрывок в десять строк, а не всего «Евгения Онегина». — Средство для мытья пола стоит в шкафу под мойкой.

Он идет на кухню, я переодеваюсь в домашний халатик, беру котлеты с тушеной капустой, сажусь на диван и включаю телевизор. Пусть он своим делом занимается, а я — своим. Раз уж обещал, должен держать слово. Мне это даже нравится. Готова каждый выходной ходить на курсы повышения квалификации, чтобы не прибираться дома вечером. Можно сказать, что повышение состоялось не только на работе, но и дома. Я согласна такое делегирование навсегда оставить!

— Какое средство для мытья брать? — кричит Алексей из кухни. — Тут их штук десять!

Слышу, как падают бутылки и что-то бьется о раковину. По ругательствам понимаю, что это была его голова. Господи! Никакого спокойствия дома! Я ведь раньше не кричала так, когда прибиралась. Просто тихонько все протирала и шла спать. Да еще силы находила на то, чтобы удовлетворить его потребности в общении. А он один раз прибрался и весь расклеился! Неужели нельзя самостоятельно такой простой вопрос решить?

— Пожалуйста, не шуми, — отзываюсь я. — Совсем не слышу телевизор! Тут интересная передача про банковскую систему. Мне теперь, как начальнику, нужно быть в курсе.

— Неужели ты не можешь подойти и помочь мне? — он заходит в комнату и кричит на меня!

— Знаешь, дорогой, — я великодушно улыбаюсь. — Я на работе таким образом самостоятельность в подчиненных стимулирую! Если сразу всем помогать, то они ничему сами не научатся. В крайнем случае, как только пригрозишь лишением премии, так сразу всё находится, и всё получается.

— Я смотрю, ты быстро вжилась в роль начальницы, — он смотрит обиженно, даже злобно. — Так быстро, что дома на тормоза нажать не можешь. И не забывай, у нас здесь никаких калачей нет. Все добровольно!

Я выключаю телевизор и откладываю тарелку на рядом стоящий столик.

— Как это нет, — отвечаю я шепотом, расстегивая верхнюю пуговицу халатика и принимая позу, в которой обычно начальницы не лежат. — Домывай и подходи.

— Мне еще раковину нужно помыть в ванной, — отзывается он равнодушно и уходит из комнаты, — бельё в машинку закинуть. Потом душ принять. И вообще, после того, что я увидел сегодня днем, не могу с тобой спокойно разговаривать. Голова сильно разболелась!

— Что ты увидел? — встаю и следую за ним в ванную.

— Сама знаешь!

— Ничего я не знаю! Поэтому ты будто с цепи сорвался! Что ты видел?

— Тебя с каким-то молодым человеком!

— С каким молодым человеком? Когда?

— Сегодня в обед. Вы шли по Старомонетному. Чуть ли не под ручку. Ты — в сером приталенном пальто, он — в черном шерстяном. У тебя — белый платочек, у него — синий шарфик. Отлично смотрелись вместе!

— Не сходи с ума! Это Николай, наш новый работник. Я ему места показывала, где можно пообедать.

— Так увлеченно показывала, что своего молодого человека не заметила!

— Извини. Мы, видимо, о работе разговаривали.

— Отнюдь!

— Ты что, подслушивал? — огонь внутри меня, который все это время тлел, вплотную подобрался к бочкам с порохом.

— Нет, не было необходимости. Вы так хохотали, что и дураку было понятно — речь идет явно не о работе. И ты понимаешь, кто в этой ситуации выглядел дураком.

— Не говори глупостей. Что уж нам с коллегой не пошутить? Он говорил, что ходит на курсы чечетки. Я засмеялась, потому что тоже…

— Чечетки, — он перебивает и презрительно морщится. — Что он только не скажет, чтобы тебе запудрить тебе мозги. Какой нормальный мужик будет чечетку танцевать?

— Он — нормальный, — я держусь из последних сил. Сейчас взорвусь, если он не прекратит. — Вполне даже. И что плохого в чечетке, в танце? Что плохого в смехе? Ты же сам говорил, что смех — он полезен на работе! Он расслабляет!

Лёша с равнодушным видом проходит мимо меня на кухню.