Последний страх, что мы разберём, – страх боли, мучений и страданий.
Вы можете спросить:
Оказывается, различие есть – и очень большое – и зависит оно от ответа на предыдущий вопрос о смысле жизни. А именно,
Много лет я участвовал в лечении, реабилитации людей, побывавших в автокатастрофах, и видел много разных случаев. Начиная с самых типичных, когда машина останавливается на красный свет, а сзади в неё врезается другой автомобиль, отчего зачастую больше всех достаётся пассажиру на заднем сиденье.
А вот реальное происшествие из самых нетипичных. Пассажир спит в «вольво»-фургоне, очень крепкой машине, на третьем сиденье. На ровной дороге на скорости сто километров в час у машины отваливается передний мост. Не одно колесо, а весь мост! Машина начинает кувыркаться через нос. Спящий на заднем сиденье вылетает через заднее стекло, и потом по нему ещё проезжают шедшие следом и не успевшие затормозить машины. В общем, через полгода об этом мне рассказывает… он сам. Понятно, это чудо, что он остался жив.
Что в первом, типичном, случае, что во втором, человек является абсолютной жертвой. Эти люди ничего не могли сделать, случившееся происходило не по их вине. Естественно, когда к тебе обращается человек в таком состоянии, прежде всего ты помогаешь ему убрать физическую боль, работаешь с мягкими тканями (напомню, я занимался ещё и мануальной терапией). Но я никогда не заканчивал лечение такого человека, не задав странного вопроса:
Этот вопрос можно сформулировать по-другому:
Пациенты давали интересные ответы. Приведу типичный.
До этого я практически не жил, говорит человек. Что значит, не жил? Окончил школу – все оканчивают. Пошёл в институт – все у нас шли в институт. Проводил время на вечеринках, как все… Я плыл по течению, как все. И вдруг – я лежу на столе под лампами, надо мной люди в белых халатах, хирургические инструменты, неприятный запах лекарств, а я не могу пошевелить ни ногой, ни рукой. И тут я в первый раз задумываюсь и задаю себе вопрос о том, зачем я вообще живу, что происходит. И я не знаю, буду ли жить, и врачи не знают. И выясняется, что те вещи, что вчера были настолько важны, сегодня не значат ничего, а самые важные вопросы я, оказывается, ещё не задавал.
Фактически люди говорят, что погружение в жизнь, то есть жить по-настоящему, осмысленно, с постановкой фундаментальных вопросов и поиском фундаментальных ответов они начали только после аварии.
Уже познакомившись с достаточным числом таких происшествий, я нашёл в Устной Торе мысль о том, что если с человеком что-то случилось, в чём он совсем не виноват, то он должен фундаментально пересмотреть всю свою жизнь. Ибо просчёты не в деталях, а в чём-то глобальном.
Вопрос насчёт того, зачем моему пациенту понадобилось это происшествие, я задаю по двум причинам.
Первая в том, что, если он не сделает выводов из этого урока, то какая гарантия, что он ко мне не придёт через полгода, попав в очередное подобное происшествие. Примеров тому было достаточно. Пациент сообщал мне, что у него за последние двенадцать месяцев было уже несколько аварий и каждый раз он оказывался жертвой. «Кто-то стучится, – думал я. – Важно услышать.» Как правило, люди задумываются и находят ответы.
Вторая причина, из-за которой я задавал вопрос о происшествии, – это то, что, когда человек понимает, что происходящее с ним не случайно, то его ощущение боли, его восприятие боли, его негативные чувства, которые он при этом испытывает, намного меньше.