В моей лаборатории задача по разработке способов передачи чужеродной генетической информации чумному микробу вскоре была решена, что в общем явилось большим достижением, так как собственных механизмов генетического обмена он не имеет. Доказательством нашего успеха явилось около десятка авторских свидетельств, к сожалению закрытых. Я знаю, что было сделано и кем, но по этим бумагам детали восстановить невозможно; нет описаний. Я не уверен даже, что ими когда-нибудь кто-либо смог бы воспользоваться. Однако материалы докладывались на Межведомственном совете и его секциях, где всегда присутствовали бойкие ребята из соответствующего отдела МЗ СССР, сообщавшие полученные сведения в противочумные институты Ростова и Саратова (эти институты были допущены до Проблемы, хотя и в легендированной форме). Поэтому многие результаты там были вскоре воспроизведены, но уже без всякой ссылки на мою лабораторию. Режим секретности благоприятствовал этому, так как вопросы приоритета его не волновали (режиму было все равно, кому принадлежали те или иные данные, лишь бы дело делалось). Теперь же вообще доказать наш приоритет почти невозможно.
Самым большим достижением лаборатории я считаю то, что в ней впервые были обнаружены плазмиды у чумного и псевдотуберкулезного микробов и доказана их роль в вирулентности Y. pestis (диплом на открытие "Плазма" № 001 от 27 июня 1983 года, приоритет — 27. 10. 77). Это было сделано за три года до первых зарубежных публикаций! Судьба нашего открытия такая же, как и упомянутых авторских свидетельств. Сейчас все можно было бы уже рассекретить, потому что наука не стоит на месте и это давно уже сделано и существенно расширено другими. Однако несмотря на мои неоднократные обращения по данному вопросу к начальству бывшей Организации п/я А-1063, никакого ответа я не имею.
К числу достижений лаборатории, хотя и не связанных прямо с работами по Проблеме я отношу также одно из первых доказательств возможности передачи грампозитивным микробам плазмид от кишечной палочки, опубликованные в "Докладах АН СССР" (1976) и в ЖМЭИ (1977). Правда, вначале эти данные встретили "в штыки" как за рубежом, так и у нас (особенно, во ВНИИгенетике), однако потом они были подтверждены и уточнены другими авторами.
Что касается работ в системе Смирнова по получению полирезистентных штаммов, а вернее штамма, то насколько мне известно успех достигнут был, хотя до заключительных работ я допущен не был. Причину мне (руководителю!) так и не объяснили и о ней я могу только догадываться. На этом мой прямой альянс с военными закончился.
Для усиления лаборатории во ВНИИсинтезбелке, вскоре после начала работ со штаммом EV, В. Д. Беляев предложил мне пригласить несколько человек из противочумных институтов (у Организации п/я А-1063 в то время был лимит на московскую прописку). Для этого лаборатория была реорганизована в отдел с тем же названием в составе трех лабораторий. Я пригласил четырех моих бывших сотрудников (трех из Ростова и одного из Волгограда). Однако в 1979 году В. Д. Беляев смог добиться только одной 3-х комнатной квартиры, которая по существовавшим нормам (я имею в виду состав семьи) подошла для моего ученика — волгоградца Л. А. Ряписа с женой, которая также хорошо знала особо опасные инфекции. Лёня стал заведовать у меня одной из лабораторий, а его жену я зачислил старшим научным сотрудником в другую лабораторию (чтобы не было "семейственности"). Еще до этого я принял на работу, переехавших ранее в Москву, двух моих сотрудниц из Ростова-на-Дону. Это в какой-то мере решило кадровую проблему. Но больше из моих учеников я никого взять не смог: умер В. Д. Беляев и все изменилось (см. ниже).