— Вам не почудилось, Кирилл Викторович. Если вы примите нашу сторону, события примут ещё более агрессивный характер. Майдан перейдёт в новую фазу. Более деструктивную. А потому, с переходом на нашу сторону, вы ничем не спасёте положения. Если же примите сторону Козаченко, то, с принятием политреформы, съезд в Южнодонецке свернёт свою работу.
— Яценко знает о ваших предложениях?
— Нет. — врёт, тут же решил Онойко. Они за спиной у «быка» никогда ничего не делают. Тарас Гнатович продолжал говорить. — Но Владимир Николаевич далеко не глупый человек. И понимает, противостояние, особенно военное, никому не нужно. Президент военной республики не будет иметь никакого авторитета в мировой политике. Кому нужно место президента, с которым никто не считается? Убедить его согласиться с данными доводами, моё дело. Ваше — остановить революционный бум в стране.
На телеэкране появилось лицо мэра Харькова.
— А вот вам и ещё один аргумент. — Коновалюк кивнул в сторону телевизора. — Если съезд примет решение, аналогичное Харьковскому, то мы можем потерять суверенитет Украины.
— Но они могут принять подобное решение и сегодня вечером.
— Нет. — уверенно покачал головой Коновалюк. — Сегодня пристрелка. Для завтрашнего круглого стола. И для Верховной Рады. Восток и юг, так сказать, показывают зубы. Но прямого решения сегодня никто не примет.
— Яценко метит на пост премьер-министра?
— Да. Речь идёт, как вы понимаете, о дальней перспективе.
— Выборы в парламент, которые состоятся через год. — высказал мысль Онойко.
— Совершенно верно.
— А если вы проиграете парламентские выборы?
Коновалюк покачал головой:
— Мы победим. И тогда выполним все наши соглашения. В новых условиях. При расшатанной власти президента, и усиленной власти премьера.
Как они все убеждены. И «козаченковские», и «яценковские»… Онойко поморщился. Его бы хлопцам такую убеждённость, а то привыкли в рот смотреть, да прожёванное глотать.
— А вы не думали над тем, что, к примеру, Козаченко, после того, как я приму его сторону, предложит мне пост премьера?
— Премьером станет Литовченко. — Тарас Гнатович потянулся. Тело, от долгого сидения, затекло, и требовало движений. — И к лучшему. По крайней мере, все увидят, кто есть кто.
— Но, у нас будут осложнения с Россией.
— А вот тут, Кирилл Викторович, вам и карты в руки. В конце концов, коалиция будет состоять не только из Козаченко и Литовченко. Но и из вас.
Онойко ещё раз бросил взгляд на экран и произнёс:
— Любопытное предложение вы мне привезли.
— Но не говорите, что оно было неожиданным для вас. Думаю, Литовченко вам предлагал почти тоже самое.
— Вам и об этом известно?
— Таковы времена, Кирилл Викторович. — Коновалюк поднялся на ноги.
— Хорошо. — Онойко встал рядом с ним. — Я согласен. Только давайте договоримся. Этого разговора между нами не было. А ваш приезд ко мне носил исключительно личный характер. Договорились?
— Естественно.
— В таком случае, я бы на вашем месте не торопился, а остался обсудить кое-какие детали.
Вибрация мобильного телефона отвлекла Владимира Николаевича от выступления Головы Харьковской администрации.
— Слушаю. — Яценко несколько отклонился в сторону от зала, и плотнее прижал трубку к уху.
— Всё в порядке, Владимир Николаевич. — говорил Коновалюк. — Онойко согласен. Завтра, как и планировали, проводим акцию неповиновения перед трибуной парламента.
— Коммунисты выступят в нашу поддержку?
— Да. Затем, с начала заседания, когда мы выставим пикет, социалисты официально займут выжидательную позицию с двумя требованиями: суд и политреформа. Если, Козаченко всё-таки не пойдёт на выставленное условие, они встанут на нашу сторону. Однако, сами понимаете, чем это может закончиться.
— Много текста, Тарас. То, что завтра будем делать, то будем. Надеюсь, ты ему немного пообещал? — Яценко вскинул левую руку и посмотрел на циферблат часов. — Встречаемся в восемь утра. По дороге в Раду детально обсудим положение. Всё, отбой.
Тарас Гнатович с недоумением посмотрел на трубку. Что произошло на съезде такого, что перекроило настроение премьера? Коновалюк огляделся по сторонам. Он стоял на перекрёстке, перед своей машиной, и рядом не было ни одного монитора, который бы ему прояснил ситуацию.
А произошло следующее.