- Ты спрашивала, не знает ли кто о цели нашего путешествия. Я назвал четверых. Из этих четверых меньше всего я доверяю тебе. Но если бы я и в самом деле решил, что ты нас предала, я убил бы тебя на месте. Какой смысл доискиваться причин? Знаю, что это не ты. С того момента, когда я доверился тебе, ни на одно мгновение с тебя не спускали глаз.
- Я заметила... - Она неожиданно усмехнулась. - И догадалась, зачем такой эскорт в разведке. Ну что ж, такова цена любопытства.
Они отошли еще дальше, где не только солдаты, суслики и те не смогли бы услышать.
- Попробую спросить по-другому: кроме этих четверых кто-нибудь еще мог разнюхать?
- Сомневаюсь. Если кому вдруг не пришло бы в голову приложить ухо к нужной двери... в нужный момент. Знают двое - знают все, так говорят? И уже никогда нельзя быть уверенным, что тайное не станет явным. Кстати... Твоя разведка что-нибудь дала?
Она тряхнула головой:
- Хм... я уж думала, ты не спросишь. Я знаю, где они.
- Разбойники?
- А про кого мы разговор держим? Они близко, у кромки перевала, на той стороне. Полдня пути. Там их человек двадцать.
Оветен присвистнул.
- Полдня пути, говоришь... двадцать... - Он задумался, наконец встряхнулся и спросил: - Что посоветуешь?
- А что я могу посоветовать? Я проводница, и не более. Я сейчас принесла тебе весть, и делай с ней что хочешь, ваше благородие.
- А что если на них напасть, упредить, так сказать, и первыми сделать выпад?
Она замахала руками:
- Делай что хочешь, меня это не касается. Мне нет никакого дела до разбойников. И им до меня нет никакого дела.
Он кинул на нее изучающий взгляд:
- Как ты это себе представляешь?
- А никак. Я же говорю тебе: хочешь - делай свой выпад, ваше благородие. Я покажу тебе, где они, впрочем, твои люди были со мной и тоже знают. А я сяду где-нибудь в сторонке и подожду. Победишь - пришлешь кого-нибудь за мной. Проиграешь - моя миссия окончена. Пойду искать стервятников.
- Или мои Предметы.
Девушка пожала плечами.
- Что, рассчитываешь и после смерти стеречь? - ехидно спросила она.
- И все-таки, госпожа, - парировал он, - мне кажется, ты слишком узко понимаешь свои обязанности. Я заплатил тебе и в самом деле немало. Думаю, у меня есть право требовать по крайней мере твоего мнения по любому вопросу, связанному с нашей экспедицией, горами и всем тем, что в них происходит или может произойти.
Тут она прикусила губу.
- Значит, так, ваше благородие: думаю, стоит попытать счастья. После того, что случилось с твоим дозорным, я сомневаюсь, что они оставят нас в покое, и не важно, что ими движет. Если бы я была командиром, то постаралась бы нанести удар первой. Что-нибудь еще?
- Да. Как ты оцениваешь наши шансы?
Девушка задумчиво склонила набок голову:
- Пожалуй, неплохо. Можно попытаться застать их врасплох. Твои люди, может быть, и не знают гор, но война есть война, а к ней они, скажем прямо, подготовлены очень даже неплохо. Если бы тебе пришлось во главе своего отряда играть с горцами в прятки - это другое дело. Но открытая схватка, лицом к лицу... Думаю, может получиться.
- Значит, умеешь давать советы, - пробормотал он себе под нос, - когда захочешь... Скажи-ка мне, госпожа, почему ты все время пытаешься... как-то увильнуть? Сохранить дистанцию?
- Честно? - спросила она.
Он кивнул.
- Причин несколько. Первую я уже называла: меня не касаются твои дела, господин. Иногда мне нужно золото, потому я и решила немного подзаработать. Но, честно говоря, мне почти все равно, чем закончится твое предприятие - поражением или удачей. Мне больше хотелось бы последнего но скорее из принципа.
Оветен понял эти слова и принял их к сведению.
- А второе и самое главное, - продолжала она, - я не привыкла водить желторотых птенцов по горам. Вы же беспомощны, словно дети. Меня это злит, смешит, а прежде всего - создает между нами непреодолимую пропасть. Хочешь еще что-нибудь услышать, ваше благородие? Если нет, позволь мне отдохнуть. Я хочу чего-нибудь поесть.
Она вовсе не шутила, говоря, что в сражение ввязываться не станет. Оветен пытался ее переубедить, даже слегка пригрозил, но в конце концов сдался, достаточно ей было заявить, что вернет деньги и уйдет. Пришлось оставить ее в обществе двоих солдат примерно в полумиле от лагеря разбойников, сам же с остальными пошел дальше.
Девушка долго прислушивалась к ночным шорохам. Ее слух улавливал звуки битвы, однако ничего, что свидетельствовало бы о том, что армектанцев обнаружили, так и не услышала. Что ж, она понимала: ночное нападение на вражеский лагерь - всегда лотерея. Опытного часового, неподвижно стоящего под какой-нибудь скалой, невероятно трудно обнаружить. Однако на вражеские лагеря нападали все-таки не толпы оборзевших подростков, а воины, которым самим не раз и не два приходилось стоять на посту в таких же условиях и которые прекрасно знали, что может услышать или увидеть часовой, а что нет...