— Я понимаю ваши сомнения, — сказал он, — но смотрите: один человек из поисковой группы — студентка-медик — упоминала, что на Холат-Сяхыл они нашли одиннадцать тел, а не девять. По ее же словам, два тела, найденные в овраге, забрали военные и увезли неизвестно куда. К сожалению, — вздохнул он, — мне не удалось найти этого свидетеля и выяснить хоть что-то о личности этих двух жертв.
— Я об этом не знал.
— По делу группы Дятлова столько разных отчетов существует! И все они так отличаются по своим деталям! В каких-то упоминается об этих двух телах, в каких-то нет. В любом случае, если бы правительство рассекретило материалы, которые до сих пор остаются закрытыми, это бы здорово помогло нам.
— А ваши ходатайства не удовлетворили?
— Ни одно.
— Возможно, в тех документах как раз и содержится ответ — поэтому их и держат в секрете.
Константинов вздохнул:
— А возможно, потому, что они подтверждают неведение и беспомощность властей перед лицом происшествия на Отортене и Холат-Сяхыл.
— С другой стороны, даже если в них нет ответов, они могут подсказать правильные вопросы — чтобы знать, в каком направлении искать.
— Да, могут, — согласился Константинов.
Интервью подходило к своему логическому концу, но оставалось еще кое-что, о чем Виктор хотел спросить:
— А как бы вы объяснили странный цвет лица у погибших?
Константинов молчал, и Виктор уже подумал, что, сам того не желая, обидел его своим вопросом. Константинов тем временем взял в руки кофейник и, убедившись, что тот пуст, начал вставать со стула, но вдруг передумал и снова сел.
— Цвет лица у погибших… я много об этом думал… — произнес он.
— На первый взгляд это кажется одной из наиболее странных деталей истории. Но действительно ли это улика? Может быть, это всего лишь результат долгого пребывания на солнце? Сам я не лыжник, но у меня есть друзья, которые ходят на лыжах, и они всегда возвращаются из походов с загорелыми лицами — действие ультрафиолета усиливается отражающим эффектом снега… — Виктор вдруг запнулся, не договорив, и лишь пожал плечами.
— Конечно, вы все правильно говорите, но здесь другой случай. Я тогда был маленьким, но с Игорем Дятловым мы были очень хорошими друзьями, он был мне как старший брат, и я его любил как брата. Так вот, когда это случилось и их тела наконец-таки привезли домой, родители разрешили мне пойти на похороны. Я видел его в гробу — и видел этот цвет лица. Виктор, это было совсем не похоже на простой загар. Я так говорю, потому что мне впоследствии доводилось видеть тела людей, умерших от облучения и пролежавших под зимним солнцем несколько часов или дней. Ничего похожего на цвет кожи Игоря. И ваша теория не объясняет, почему у него были седые волосы… Представьте себе седого двадцатитрехлетнего парня…
— А остальные, — спросил Виктор, — тоже были седыми?
— Да, все без исключения, — ответил Константинов, рассматривая пустой кофейник, и вдруг поднял на Виктора тревожный взгляд. — Знаете, бывает, что какое-то впечатление детства определяет весь жизненный путь человека. Книга, которую прочел, картина, которую увидел, событие, свидетелем которого стал… Определяющий момент, в котором все жизненные возможности складываются в единое намерение — или судьбу, как вам будет угодно. Со мной это произошло в тот день, когда я смотрел на мертвого друга в гробу и видел, что с ним сделали. Все, о чем я в тот момент мог думать, был простой вопрос: что с тобой случилось? Что случилось? — Он улыбнулся. — Вопрос лишь казался простым — он преследует меня всю жизнь, Виктор. Я вам признаюсь: мне иногда снится Игорь и с товарищами; они приходят ко мне призраками и спрашивают: «Что с нами случилось?» И я годы, десятки лет пытаюсь это выяснить. И не знаю, смогу ли сделать это когда-нибудь.
Виктор опустил глаза — было трудно выдержать взгляд собеседника, полный тревожного отчаяния.
— Я думаю… — начал он, запинаясь, — я… думаю, все зависит от того, что скрывают эти секретные документы, и от того, сможете ли вы вообще добиться их рассекречивания.
— Да, по всей вероятности, так.
— Сложно представить, отчего их волосы могли поседеть. Знаете, часто приходится слышать разные истории, где от страха люди седеют, но ведь это миф. Поседеть моментально от пережитого невозможно.
— Верно, — согласился Константинов. — Значит, изменение цвета волос, как и пигментацию кожи, следует считать результатом внешнего физического воздействия. Возможно, это была радиация в какой-то форме.
— Но Юдин сказал, что радиация здесь ни при чем. Он считает, что ее повышенные дозы на телах погибших объясняются попаданием радиоактивного тория с калильных сеток фонарей.
— Он прав, но я не об этом сейчас говорю. Я имею в виду совершенно неизвестный нам вид радиации.
— Который невозможно обнаружить с помощью обычных приборов?
Константинов сухо усмехнулся:
— Конечно — если это до сих пор не открытое излучение. Кроме того, есть доказательства, что правительственное расследование шло в этом же направлении.
— Как это?