Перевал

- Врешь, - сказал Старик. - Мы все думаем о будущем, боимся и надеемся. Иначе перестаем быть людьми. Именно груз знаний, которыми не отягощает себя Дик, заменяя их простыми законами леса, может нас спасти. И пока есть альтернатива, мы можем надеяться.

- Ради этой альтернативы ты гонишь Олежку в горы?

- Ради сохранения знаний, ради нас с тобой. Ради борьбы с бессмыслицей, неужели не ясно?

- Ты всегда был эгоистом, - сказала мать.

- Твой материнский слепой эгоизм не в счет?

- Зачем тебе Олег? Он не перенесет путешествия. Он же слабый.

Этого говорить матери не следовало. Она сразу поняла, сама, и взглянула на Олега, умоляя его глазами, чтобы не обижался, чтобы понял.

- Я не обижаюсь, мам. Все понятно. Только я хочу идти. Может, хочу больше, чем все остальные. Дик бы даже с удовольствием остался. Я знаю. Сейчас олени кочевать начнут. Самая охота в степи. Он бы остался.

- Он нужен в походе, - сказал Старик. - Как бы я ни возмущался перспективами его власти, сегодня его умение, его сила могут нас спасти.

- Спасти! - Мать оторвала взгляд от Олега. - Ты талдычишь о спасении. А сам в него веришь? Три раза люди ходили в горы. Сколько вернулось? С чем?

- Тогда мы были еще неопытны. Мы не знали здешних законов. Мы шли зимой, в морозы, когда в горах был снег. Главное, что шли только мы, чужие в этих местах, старики по здешним меркам. Сегодня - счастливое сочетание обстоятельств: Лето такое теплое, какого не было за все эти годы. И подросли дети, в десять раз более выносливые и приспособленные, чем мы. Сегодня, или никогда...

- Если бы те не погибли, мы бы жили лучше. Было бы больше кормильцев.

- Конечно. Но все равно оказались бы во власти закона деградации. Или мы часть человечества и бережем его знания, стремимся к ним. Или мы дикари без перспектив.

- Ты идеалист, Боря. Кусок хлеба сегодня нужнее абстрактных ананасов.

- Но ведь ты помнишь вкус ананаса? - Старый повернулся к Олегу и добавил: - Ананас - это тропический плод со специфическим вкусом.

- Я понял, - сказал Олег. - Смешное слово. Мать, согрей суп. Скоро нам идти.

- Бумага, - повторил Старый. - Хоть десять листов.

- Будет тебе бумага, - сказал Томас.

Те, кому уходить, собрались у ворот в изгороди. Остальные пришли их проводить. Все делали вид, что поход самый обыкновенный, как за корнями к болоту, а прощались как будто навсегда. Такое было у Олега ощущение.

Те, кто уходили, были одеты тепло - собирали по всему поселку. Тетя Луиза сама отбирала, ушивала, подгоняла. Наверное, Олег никогда не был так тепло одет. Только Дик ничего лишнего не взял. Он сам себе все шьет. Дождь почти перестал, в лужах вокруг столбов плескались, пищали плавунцы. К хорошей погоде.

Томас посмотрел на плавунцов и сказал:

- Дождь перестанет. Надо бы столбы укрепить.

- Не думай об этом, - сказала тетя Луиза. - Без тебя справимся.

- А ты мне что принесешь, папа? - спросила рыжая Рут, дочка Томаса.

- Не надо, - возразила его жена. - Не надо даже думать об этом. Главное, чтобы папа вернулся. Закутай горло. Ты опять кашляешь.

- От ущелья держи правее, - посоветовал Вайткус Томасу. - Помнишь?

- Помню, - улыбнулся Томас. - Как сейчас помню. Ты бы лег. Тебе рано вставать.

Мать держала Олега за руку, и он не смел вырвать руку, хотя ему казалось, что Дик посмеивается, глядя на него.

Мать хотела пойти с ними до кладбища, но Сергеев ее не пустил. Он никого не пустил, кроме Луизы со Старым.

Олег несколько раз оборачивался. Мать стояла неподвижно, приподняв руку, словно хотела помахать вслед и забыла. Она старалась не плакать.

Над изгородью были видны головы взрослых. Мать, Эгле, Сергеев, Вайткус... А сквозь колючки, пониже, темнели фигуры ребятишек. Маленькая шеренга людей, а дальше покатые, блестящие под дождем розовые крыши маленькой кучки домиков.

С холма Олег обернулся в последний раз. Все так и стояли у изгороди, только кто-то из малышей отбежал в сторону и возился у лужи. Отсюда, сверху, была видна улица - дорожка между хижинами. И дверь дома Кристины. Какая-то женщина стояла в дверях. Но с холма не разберешь, Кристина или Лиз. А потом вершина холма скрыла поселок из виду.

Кладбище тоже было окружено изгородью. Дик, прежде чем отодвинуть дверь, заглянул внутрь, не устроился ли там на отдых какой-нибудь зверь. Вполне могло быть. Олег подумал, что сам, наверное, забыл бы это сделать.

Странно, подумал он, что могил, придавленных плитами мягкого сланца, отломанного от близких скал, куда больше, чем людей в поселке. Хотя поселку всего шестнадцать лет. Отца здесь нет, он остался за перевалом.