Дядюшка Камил неодобрительно поглядел на двоих рабочих, с головой ушедших в своё занятие, ожидая, что день будет шумным и гнетущим. Шатёр состоял из отдельных деталей, были установлены столбы, которые связали верёвками для крепления, а на них подвесили занавес. Пол был посыпан песком, расставлены стулья по обе стороны узкого прохода, ведущего к высокой сцене внутри шатра. Громкоговорители стояли на всех перекрёстках между кварталом Хусейна и Гурийей. Но самым замечательным было то, что вход в шатёр оставили незавешенным ни шторкой, ни навесом, что позволяло жителям переулка участвовать в представлении, не выходя из своих квартир. На верху на сцене висел большой портрет главы правительства, а под ним — портрет поменьше — кандидата Фархада, которого знало большинство обитателей Мидака, так как он был торговцем из Ан-Нахасийи. Два юноши прошли с плакатами и принялись крепить их на стенах шатра. На этих плакатах золотой краской были написаны такие строки: Изберите своего независимого представителя — Ибрахима Фархада на основе основных принципов Саада[4]. Ушла эпоха тирании и нищеты.
Настала эпоха справедливости и процветания.
Они хотели повесить это заявление в лавке дядюшки Камила, однако тот, на душе которого отъезд Аббаса Аль-Хулва оставил разрушительный след, с возмущением выпалил им:
— Не здесь, мои дорогие ребятки, это навлечёт несчастье на мой бизнес и прекратятся доходы…
Один из них рассмеялся:
— Нет, наоборот, это привлечёт доходы. Если сам кандидат увидит это сегодня, то купит всю вашу басбусу и заплатит за неё вдвойне.
Работа завершилась к полудню, и на место вернулась привычная тишина. Так было где-то до вечера, когда явился господин Ибрахим Фархад вместе со своими приближёнными, чтобы самолично понаблюдать за ходом дел. Это был человек того сорта, который никогда не выпускает из рук лишних расходов, и к тому же он являлся торговцем, проверявшим свой бюджет до самой копейки, дабы не допускать расходования ничего, кроме того, что действительно необходимо. Он шёл впереди народа — низкого роста, гордо щеголяя в джуббе и кафтане, поворачиваясь к толпе своим смуглым круглым лицом и глядя наивными глазами. Поступь его свидетельствовала об уверенности в себе и гордости, глаза же говорили о простоте и доброте. Весь вид его утверждал превосходство живота над головой.
Появление его взволновало весь переулок и прилегающие к нему улицы, и не потому, что его считали избранником целого квартала, словно настоящую невесту, и надеялись, что сей «свадебный пир» принесёт всем много благ, но и оттого, что пока ещё не оправились от того шока, который обрушился на них во время предыдущих выборов и победы того кандидата. Следом за ним шли группами мальчишки, выкрикивая громкие возгласы: «Кто наш кандидат?»… И таким же громовым голосом им единогласно вторили: «Ибрахим Фархад», затем они снова спрашивали: «Кто сын квартала?», и им так же отвечали: «Ибрахим Фархад», и так далее, и так прочее, пока они не заполнили всю улицу, а многие из них прошли в шатёр. Сам же кандидат отвечал на все эти возгласы тем, что поднимал руки к голове в знак приветствия, после чего он направился в переулок, окружённый приспешниками, большинство которых составляли тяжелоатлеты из местного спортивного клуба, а затем свернул к старому парикмахеру, который занял место Аль-Хулва, и протянув ему руку, сказал: «Мир вам, о брат мой, араб!» Тот в смущении приветственно склонился к протянутой ему руке. Кандидат перешёл далее к дядюшке Камилю со словами: «Не утруждайте себя и не вставайте, заклинаю вас святым Хусейном, сидите, сидите. Как ваши дела? О, Аллах велик, Аллах велик!… Эта басбуса бесподобна, и все об этом узнают уже этим вечером». С приветствиями он подходил ко всем, встречавшимся ему на пути, пока не очутился в конце его — у кафе Кирши, где поздоровался с хозяином, присел сам и пригласил сесть свою свиту. Люди рванули наперегонки в кафе, среди них были даже Джаада-пекарь и Зайта-мастер-членовредитель. Кандидат обвёл присутствующих весёлым взглядом, затем, обращаясь к Кирше, сказал:
— Пожалуйста, чай для всех…
И приветливо улыбнулся в ответ на слова благодарности, посыпавшиеся на него отовсюду, и вновь повернувшись к Кирше, попросил его:
— Надеюсь, кафе удовлетворит все нужды избирательного штаба…
Кирша вяло ответил:
— Мы к вашим услугам, господин…
От кандидата не укрылась эта его вялость, и он мягким тоном произнёс:
— Все мы сыны одного и того же квартала, все мы братья!…