Переулок Мидак (ЛП)

Мать Хусейна — жена владельца кафе Кирши — была крайне встревожена, ведь то, что он внезапно оставил свою любимую привычку, не могло не вызвать вопроса, особенно в силу того, что в прошлом, когда он оставлял какую-то свою привычку, это всегда сопровождалось неминуемым злом. Учитель Кирша оставил свою любимую привычку, и за этим стояла серьёзная причина. Он стал проводить свой ночной досуг вдали от дома: раньше каждую полночь он звал своих постоянных товарищей к себе в мансарду, чтобы провести с ними время до самого рассвета. В голове у женщины проносились грустные воспоминания, и к ней вновь вернулась боль, что омрачала безмятежность жизни. Что же толкает его проводить ночь вне дома? Неужто та самая застарелая причина? Тот пагубный недуг? Какой-нибудь нечестивый грешник сказал бы, что это всего-навсего шанс, с помощью которого хочется развеять скуку, или переход на более подходящее для зимнего сезона место. Но она вряд ли могла переварить подобные отговорки. Ей хорошо было известно то же, что и всем другим. Поэтому она и пребывала в состоянии крайней тревоги, горя желанием предпринять решительные действия, каковы бы ни были их последствия.

Она была сильной женщиной, несмотря на то, что возраст её приближался к пятидесяти годам. Ей было не занимать смелости, порой переходящей все границы. Среди обитательниц Мидака она слыла темпераментной женщиной — как и Хуснийя-пекарша, и Умм Хамида. В частности, её знали благодаря тем яростным скандалам, которые она закатывала мужу из-за его из ряда вон выходящего поведения, как и благодаря выдающемуся вздёрнутому и толстому носу. Тем не менее она родила ему много детей — шесть дочерей и одного сына — Хусейна Киршу. Все их дочери была замужем, но семейная жизнь их была полна треволнений и несчастий, хотя и шла своим ходом. Беда стряслась с их младшей дочерью — некоторое время о ней только и говорили в Мидаке, поскольку она внезапно исчезла на первом году своего замужества, затем её арестовали в общественном доме в районе Булака, а в конечном итоге для неё и её мужа всё кончилось тюрьмой. Несчастье, случившееся с дочерью, было тяжелейшим бременем для всей семьи, но тем не менее это была не единственная беда, потрясшая их семью: сам Кирша страдал как от старой, так и от новой проблемы, и конца этому не было.

Мать Хусейна знала, как ей узнать, что скрывает от неё муж, и стала расспрашивать дядюшку Камила и допрашивать Санкара-мальчика на побегушках в кафе, пока не выяснила про юношу, который стал частенько захаживать туда в последнее время, а Кирша радушно встречал его и сам подавал ему чай!.. Она принялась наблюдать исподтишка за кафе, пока не увидела собственными глазами того юношу, сидящим по правую руку от хозяина заведения, гостеприимно встретившего его. Это взбесило её и заново вскрыло старую рану. Она провела адскую ночь, а на утро поднялась в более худшем состоянии и настроении, чем легла накануне. Решения она так и не приняла, ибо всё в ней кипело, и она не знала, какой же путь ей выбрать. Она часто пробовала бороться с этим в прошлом, но безрезультатно, и теперь не колебалась перед тем, чтобы повторить атаку ещё раз. Тем не менее, она чего-то выжидала, но не из-за отвращения к мужу, а скорее, чтобы не допустить злорадства в свой адрес.

Хусейн Кирша как раз собирался выйти из дома, чтобы пойти на работу, когда она подошла к нему, еле переводя дух от ярости, и в крайнем возбуждении сказала:

— Сынок, ты знал, что твой отец готовит нам новый скандал?

Тот сразу же уловил, к чему она клонит, ведь за её словами скрывалось только одно значение — и так уже давно и всем известное! Он разгневался, и из его маленьких глаз посыпались искры. Что это за жизнь была, в которой не проходило и дня без проблем и скандалов! Поводам для гнева не было конца даже и без скандалов. Он испытывал досаду на всё, что его окружало. Вероятно, эта досада и подтолкнула его броситься в объятия британской армии. А потом новая жизнь лишь удвоила количество трудностей, вместо того, чтобы принести ему покой и уверенность. Его донимали семья, дом, переулок — всё вместе. И слова матери стали последней каплей горючего, подлитого в огонь. Он запальчиво заявил:

— Что ты хочешь?… Что я могу сделать со всем этим?!… Я уже вмешивался раньше и пытался всё исправить, и закончилось это тем, что мы чуть было не подрались и не побили друг друга. Ты что, хочешь, чтобы я взял за шиворот собственного отца?!