Переулок мало-помалу вернулся в мир теней: Хамида закуталась в свою накидку и пошла на улицу, прислушиваясь к стуку своих туфель по ступенькам. Она медленной поступью пересекла переулок, ибо знала, что четыре глаза следят за ней, буравя взглядом: то были глаза господина Салима Алвана, владельца конторы, и глаза Аббаса Аль-Хулва, парикмахера. Её безвкусная одежда совсем не скрывала её: платье из дешёвой ткани, старая выцветшая накидка, да туфли с истончавшими подошвами. Тем не менее, она завёртывалась в эту накидку так, что та только ещё больше украшала её хрупкую фигурку, хорошо обрисовывая её отчётливо выделявшиеся ягодицы, выдающуюся полную грудь и обнажала до середины округлые, словно бутыль, икры. Ещё она открывала её чёрные волосы поверх пробора и бронзовое лицо с миловидными чертами.
Она намеренно не обращала ни на что внимания и спускалась из Санадикийи в Гурийю, и дальше — на Новую Дорогу и улицу Муски… И как только она исчезла из виду — подальше от зорких глаз — на губах её появилась улыбка, и её прекрасные глаза стали быстро оглядывать оживлённую дорогу. Она хоть и была безродной, бедной девушкой, но не теряла чувства уверенности в себе. Возможно, что её примечательная красота способствовала распространению в ней этой самоуверенности, но не служила тому главным фактором. По своей природе она была сильной — и осознание этой силы никогда в жизни не покидало её. Временами её милые глаза ясно выражали эту силу, исходящую из красоты, как считали некоторые, и лишь усиливавшую её, по мнению других. Её постоянно одолевало сильное желание побеждать и подчинять себе, обнаружившееся как в стремлении очаровывать мужчин, так и в попытках командовать матерью. Оно также проявлялось в самом худшем виде во время ссор с шумом, руганью и драками, что возникали у неё с женщинами из переулка, так что все они ненавидели её и осыпали бранью. Наверное, самым странным из этих обвинений было то, что она терпеть не могла детей, а следовательно, она груба и лишена дара женственности. Именно из-за этого-то жена учителя Кирши, владельца кафе, которая вскормила её своим молоком, и уповала на Аллаха, надеясь увидеть её саму матерью, кормящую грудным молоком собственных детей, на иждивении мужа-тирана, и днём, и ночью награждающего её колотушками!
Она шла своей дорогой, наслаждаясь своей ежедневной прогулкой и бросая взгляд на витрины чередовавшихся магазинов. Она любила разглядывать витрины с дорогой одеждой и посудой — это возбуждало в её алчной страстной душе волшебные мечты об обладании силой и влиянием, и потому её преклонение перед силой было сосредоточено на любви к деньгам при убеждённости в том, что они и есть тот волшебный ключик ко всему миру. Ради этого она мобилизовала все имевшиеся у неё силы. Всё, что она знала о себе — так это то, что она мечтала о богатстве, о деньгах, что позволят ей иметь одежду и всё, что её душа захочет. Возможно, она и задавалась вопросом: а возможно ли, что она достигнет одним прекрасным днём того, чего желает?! Реальность не обманывала её, и вместе с тем она не забывала историю об одной девушке из Санадикийи, которая была такого же бедного происхождения, что и она сама, а затем судьба помогла ей найти богатого мужа-подрядчика, который вытащил её из ямы и открыл перед ней иную жизнь. Что же могло помешать подобной истории повториться вновь, а фортуне — улыбнуться дважды в одном и том же квартале?! Она ведь не менее красива, чем героиня этой истории, а удача, сыгравшая свою роль в жизни другой девушки, сможет повторить её ещё много-много раз без всяких усилий и затрат. Однако её амбициозные стремления бушевали в тесном мирке, что заканчивался на площади Королевы Фариды, и что там, за его пределами, ей было неизвестно: ни что скрывает тот огромный мир, каких людей и какие судьбы, ни то, сколько из них находят своё счастье в нём, и сколько неприкаянно бродят, подобно ей, не зная, где бы приткнуться.