Перестройка

— Смотри, какой он худой и одежды никакой, — не унималась Оксана, — Павел Петрович, принесите ему что-нибудь одеться.

Солдат все переводил ребенку, но тот только ухмылялся посиневшими губами. Руками, впереди связанными, несколько раз изображал моление Аллаху.

— Да развяжите ему руки, куда он денется!

— Развяжите, — сказал Владимир.

Фельдшер принес бушлат и сапоги, но мальчишка категорически отказался что-либо надеть.

Оксана попробовала дать ему кусок хлеба, так он так ударил ее по руке, что хлеб улетел далеко в сторону и упал в грязь.

— Да отпустите вы его, — зашумели солдаты, — что с него возьмешь!

— Никуда он не пойдет, а если пойдет — его убьют свои же, — сказал Владимир, — ему одна дорога — в лагерь.

— Неужели вот такого и в лагерь?

— Их там обучают, кормят, одевают, это самый лучший вариант.

— Ну, отпустите, посмотрим, что он будет делать.

Солдат отвел мальчика в сторону и что-то сказал, сам отошел на несколько шагов назад. Парнишка стоял спиной к строю и военные не видели его лица, но потом он вдруг резко повернулся и, что-то закричав, рванул на себе и без того худую куртку.

— Он сказал: стреляй шакал, в лицо стреляй, не бойся, смерть за свободу — большая милость Аллаха!

Солдатский строй только ахнул.

— Вот, замполит, никаких политзанятий и агитации не надо, вот что делают безграмотность и фанатизм! — сказал командир.

— Господи, ведь, по сути, почти ребенок! - ужаснулась Оксана.

— По машинам! — прозвучала команда. Строй рассыпался.

Иван подвел Оксану к Владимиру.

--Познакомтесь, это и есть моя жена.

— Очень рад, очень рад. Хотя бы так, но все, же свиделись.

— А где же ваши?

— Мои? Так в Благовещенске и живут, а я вот тут уже второй год.

— Ну что, бывайте, на базе поговорим, тут совсем рядом.

Уже ревели моторы, на оставленного мальчика никто не обращал внимания. А он смотрел недоуменно на действия военных и вдруг, упав на колени, стал бить кулаками по грязи, плача и причитая. Но его уже никто не слушал. БТР взревел и двинулся вперед. Ребенок неожиданно резво вскочил с земли и побежал, обгоняя машину и что-то крича. Бронетранспортер остановился, и выскочивший солдат-таджик схватил мальчишку за руку и увлек внутрь. А колонна, оставляя клубы светло-серого дыма от работающих дизелей, медленно поползла вперед, все больше и больше врезаясь в горы.

Что ждало семью Исаевых впереди, один только Господь Бог и знал.

— Вот шарахнуло бы в нашу машину, были Иван и Оксана — да больше нет. -- Мы никогда не говорили об этом, но если случится так, что я умру или погибну первым, очень прошу тебя: продай все, заплати, сколько надо, но похорони меня там, возле березок, пусть, хотя бы так, мы будем единой семьей.

— Ты чего это расклеился? Трупов не видел? Рано нам еще об этом. Теперь мы ему вот обязаны, — Оксана показала на живот, — кто бы ни родился — это будем «мы», только в одном человеке, в нем будет течь моя и твоя кровь, у него будет твоя и моя душа, и этому «мы» нам надо посвятить себя. Я к этому готова, всю свою жизнь отдам для него, а еще вернее — для нас.

— И я готов, но жизнь есть жизнь, и все может быть. Я хотел бы, чтобы хоть бы кости мои лежали рядом с костями моих родителей.

Глава девятнадцатая

Прошло четыре года. Разные события произошли за это время. Страна успела похоронить Брежнева, Андропова, Черненко. А в семье Исаевых родился сын, и назвали его Егором. Снова появился Егор Исаев, и, казалось бы, повествование наше стало подходить к концу, да не тут-то было!

Вроде и жизнь у Оксаны с Иваном настроилась, они вместе с Силиными (кстати, Анатолий вернулся с Афгана, награжденный орденами и медалями) каждый год ездили отдыхать на море, на десять-двенадцать дней вырывались в Карпаты. Можно сказать, что жили уже хорошо. И росли на белом свете снова Варвара, два Егора, один, правда, совсем маленький, но писано красивый и невероятно шустрый и сообразительный.