ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ

— Если уж перебирать претензии к Вам, то среди них будет и то, что порой в Ваших лекциях перебираются довольно откровенные сексуальные сюжеты…

— Да уж… Боюсь, придется сказать, что у тех, кто с моих лекций выносит только это, у самих проблемы в этой сфере. На самом деле сексуальная тематика звучит у меня опять же только в цитатах. Если я пересказываю языческие мифы, которые активно используют сексуальный язык, то зачем же я буду смягчать их звучание?

Современный человек слишком оглушен неоязыческой пропагандой. Подлинных языческих мифов он не знает, ибо знаком с ними по купированным ревизиям Куна. И пока ему не покажешь реальную гнусь язычества, он все твердит, что язычество — это «близость с природой», а вот христианское отторжение от язычества — это фанатизм. Что ж — приходится дать людям понюхать языческие портянки.

О язычестве я считаю необходимым рассказывать побольше правды. Если эта правда гадка и пошла — это не мой грех. Слишком любят сегодня «интеллигентные люди» повздыхать о том, что было, мол, светлое язычество, проповедовавшее близость к природе, и было оно таким экологичным и эзотерическим, а вот потом появилось это страшное, изуверское и аскетическое христианство… Вот тут очень даже нужно напоминать людям языческие мифы не в их пересказе для детей, а в их реальном обличье: с развратом и мастурбациями, кастрациями и расчленениями трупов, с содомией и каннибализмом…

Поступая так, я следую примеру отцов.

Вот Златоуст: «Будьте снисходительны ко мне, если я говорю нечто нечистое, не стыдясь и не краснея. Не по доброй воле делаю это, а вынуждаюсь говорить такие слова для тех, которые не стыдятся таких дел. Так Иезекииль, укоряя Иерусалим, много говорит подобного — и не стыдится. Хотя мои слова по-видимому неприличны, но цель не неприлична, а даже весьма хороша. Как врач, если прежде не осквернит рук, погрузив их в рану, не сможет уврачевать, так и я. Если сперва не оскверню уст, исцеляющих ваши страсти, то не смогу вас исцелить»[1047]. Какие слова говорят Отцы — можно посмотреть ной сказки пополам с романом воспитания — Льюис Кэрролл, Редьярд Киплинг, Алан Александр Милн — Джоан Роулинг смотрится в этом ряду отнюдь не бедной Золушкой и уж точно — достойной продолжательницей великой традиции. Точно так же могут замолчать и представители "разоблачительной" концепции, утверждающие, что "Гарри Поттер" это антихристианская книга, которая должна совлечь людей в сатанизм, магизм и отвратить от христианских ценностей. Отец Андрей Kyраев, много лет полемизировавший с этой точкой зрения, может торжествовать. Безусловно, "Гарри Поттер и Дары Смерти" — это криптохристианская книга, уж точно не менее криптохристианская, чем "Властелин Колец" и даже не слишком отстающая от "Хроник Нарнии". В седьмой книге Роулинг дважды цитирует Евангелие: "Где сокровище ваше, там и сердце ваше" и "последний враг упразднится — смерть", — гласят надписи на могилах членов семьи Дамблдора и родителей Гарри. В книге много говорится о раскаянии, о перемене, которую может пережить даже самый страшный злодей, хотя такое раскаяние, может быть, убьет его. И на последнем поединке Гарри искренне пытается воззвать именно к покаянию Волдеморта, прежде чем Палочка поразит темного волшебника его же собственным заклятием. И наконец, главное — Гарри, по сути, приносит искупительную жертву за всех своих друзей, за всех защитников доброго дела. Он добровольно идет на смерть и умирает, затем чудесно возвратившись к жизни. Тот основной сюжет, основной принцип, который лежит в основе Христианства, выражен здесь безусловно корректно. Чтобы победить смерть — нужна добровольная смерть невинного, того, кто не должен умирать. В седьмой книге, кстати, вообще очень хорошо видно, как сильно опиралась Роулинг на традиции предшественников, в частности — Льюиса. И несмотря на весь этот магический антураж "поттериана" как целое может быть принята как еще одно литературное свидетельство основных истин Христианства» (Егор Холмогоров. Код Дамблдора.pravaya.ru/idea/20/13196). в «Панарии» святителя Епифания Кипрского[1048] и в «Граде Божием» блаженного Августина. Говоря о брачной жизни, «Августин не избегает подробностей, чуждых обычаям современной церковной кафедры и печати, но, очевидно, не казавшихся странными в то время и тому населению, для которого писал Августин»². В дореволюционных изданиях святых отцов нередко перевод прерывался, и какая-то часть текста воспроизводилась на языке оригинала — по-гречески или по-латыни — безо всякого перевода. Так от случайного взгляда прятали подробности древних упоминаний о человеческой физиологии. Сегодня «обычаи печати» снова изменились. Поэтому я считаю, что вполне можно вернуться к языку отцов.

И я буду это делать и впредь — ибо отвратить людей от язычества мне представляется более важным, нежели соблюсти благочестивую девственность слуха. Если отвращение к язычеству мои критики переносят на того, кто обличает эти языческие гнусности³, — значит, что-то ненормально с логикой у самих критиков.