Терпимость не входит в число христианских добродетелей. Это слово попросту отсутствует в книгах Нового Завета. И хотя нынешние обыватели убеждены, будто «Христос учил терпимости», даже слова такого в Евангелии нет.
Когда сегодня говорят «давайте без полемики, давайте без дискуссии» — то это означает худший вид диктатуры и нетерпимости. В этом случае человеку не дается права отчетливо осознавать: в чем ты убежден, во что ты веришь, осмыслить мотивы своих
Библейская формула
Христианство нетерпимо не в современных своих ликах (меня как раз тошнит от его слишком «терпимых» представителей — политкорректных христиан-«дипломатов»). Оно «нетерпимо» изначально. А потому прежде, чем поддакнуть какой-то экуменической пошлости, стоит припомнить, что из всех 13 апостолов Христа только один умер своей смертью, а все остальные были убиты за свою проповедь. Причем куда бы эти апостолы ни приходили — будь то в Индию, Эфиопию, Рим или Британию — судьба их оказывалась одна и та же: их всюду убивали. Это означает, что в проповеди первых и личных учеников Христа было нечто, что скандализировало нравы и представления самых разных языческих культур. То есть в самой сути христианства заложена некая полемичность. И эту нормальную полемичность не надо душить ни в запретах, ни в объятиях.
Я, конечно, не имею апостольской любви и молитвы. Но ненавидеть языческую мерзость я могу вполне по-апостольски. Слава Богу, что мы нетерпимы. По своему характеру я довольно тихий человек. Жажда полемики меня не снедает. Но постоянное чтение древнейших отцов какой-то отпечаток наложило. У них полемизм, по современным меркам, даже чрезмерный, методы ведения дискуссии удивительные. Тогда и в Церкви, и в миру была совершенно иная культура ведения полемики.
От античной культуры Отцы унаследовали определенные нормы речевого и полемического этикета, довольно решительно отличающиеся от современных. В античных школах риторики специально преподавалось умение пронести по всем кочкам своего оппонента[615]. В ход разрешалось пускать самые обидные сравнения и эпитеты, вполне нормальным считалось переходить от критики взглядов к критике самого оппонента — вплоть до критики особенностей его фигуры: «Как же быть правой мысли у тех, у кого и ноги кривы?» (святитель Василий Великий)[616]. «А с противоположной стороны какие-нибудь жабы, моськи, мухи издыхающие жужжат православным…» (преподобный Викентий Лиринский)[617]. «Выкидыши безумия, я говорю о ничтожных человечишках, недостойных и поздороваться с ними»[618]. «Словом ли надлежит назвать сказанное [еретиком Евномием] или скорее куском какой-то мокроты, выплевываемой при усилившейся водянке?» (святитель Григорий Нисский)[619].
Вновь говорю: это было в порядке вещей в античной риторике — как языческой, так и христианской. Не «нетерпимость» христиан тому виной, а стиль, характерный для всей литературы той эпохи. Весьма уважаемый жанр античной литературы назывался псогос — «хула» (от \|/еусо —
Так что уж если я полемичен — то это как раз связано с моим погружением в мир Отцов. Почитайте откровенные издевательства над сектами у святого Иринея Лионского (христианского писателя и мученика Il века) — Против ересей 1,13,3.