ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ

Может быть, некоторые тезисы я здесь прочертил слишком резко. Но это меня не страшит: я не единственный писатель в нашей Церкви. В оркестре есть музыкант, который создает звуки реже всех остальных; да они, пожалуй, и менее мелодичны, чем все остальные. Он только то и делает, что время от времени бьет в медные тарелки. Если бы он был один — слушать его было бы невозможно. Но, поскольку он в многоголосом оркестре, то к звучанию скрипок или духовых инструментов он добавляет новый привкус. Вот и свои книги я воспринимаю как «вкусовую добавку». Жить этой «добавкой» нельзя. Считать ее за полноту жизни или истины — тоже не следует. Но уж больно заметен народопоклоннический, антииерархический и антибогословский крен в нашей церковной публицистике. Чтобы его выправить — я и налег на противоположный борт…

Один я тут не справлюсь. Но если Церковь хочет быть не гробовщиком, провожающим Россию в ее последний путь, а ее спасителем, то ей надо поменять свое отношение к молодежной миссии. Для этой перемены в самой церковной среде, и прежде всего, у иерархов должна появиться постоянная ориентацию на молодежно-миссионерскую тему. Вот если бы наши церковные лидеры держали в голове не только строительные и административные успехи, но просыпались бы с мыслью: «Что бы сегодня сделать для того, чтобы детей-то наших не потерять? Кто будет завтра заполнять наши храмы, которые мы прекрасно отстроим?». Эта озабоченность должна стать е-ж-е-д-н-е-в-н-о-й. С ней надо ложиться спать и просыпаться.

Хотел бы я услышать архиерейский разнос священнику-западенцу (то есть такому, у которого с точки зрения благочестия и хозяйства на приходе все идеально) за то, что тот ничего не делает для того, чтобы молодые люди хотя бы не проходили мимо его храма… Нет, не надо призывать к охоте за молодёжью. Но в этом разносе могли бы быть такие упреки — «Вот какие в твоей церковной лавке есть книги для молодёжи? У тебя все для бабулек — все про старцев и стариц. Добре, пусть будут. Но где в твоём храме книги для молодёжи? Вот пришёл студент, говорит: «Я хочу узнать историю Церкви». Как он сможет это сделать? Ему задали, например, о Крещении Руси писать сочинение, делать доклад на семинаре. Куда он пойдёт? Естественно в храм, в церковную лавку. Спросит: «А что у вас есть о Крещении Руси?» И что у тебя об этом есть? У тебя есть книги научно-исторические, апологетические, миссионерские? Беседы митрополита Антония Сурожского, книги Льюиса и прочее?».

Обращение нашей миссии к молодежи требует от самой Церкви определенной смиренно-покаянной оценки своей действительности.

Во-первых, мы должны признать не-универсальность своего благочестия. То, что по сердцу нам, не всегда по сердцу другим людям. И это не потому, что они хуже. А потому, что мы создали свою довольно закрытую «субкультуру».

Во-вторых, рок-проповедь потому связана со смирением и покаянием, что она осознается как экстремальная помощь тем нашим детям, которых не смогли привести к Церкви или удержать в ней традиционные наставления.

«Каждый христианин ответственен воспитать своих детей так, чтобы потом они о православии узнавали не из Вашего, отец Андрей, рассказа на рок-концерте. Это мы Вас кличем «спасайте», когда дочка в секте или сынок кроме рока ничего больше знать не хочет. Родитель и приходской батюшка должны заменять отца Андрея в миссионерской работе! А вот если уж доходит дело до проповеди на рок-концерте — не обессудьте. Но ведь и тяжело больных надо лечить! Ревнивые хулители миссионерского служения отца Андрея — а вы всё сделали, чтобы ваше окружение получило представление о православии, о праведной жизни, о спасении?! Священник на рокконцерте — это НАШ позор! Это МЫ его отрываем от службы и от богословской литературы! Его вынужденный приход на концерт — укор нам, нерадивым»[407].

Это верно. И я сам своим из-церковным критикам отвечаю именно так: а ваши-то дети где? Здесь я их не вижу. Значит, они живут «на стране далече». Вот туда и я иду в поисках ваших детей, которых ваше благочестие оттолкнуло от Церкви.

Увы, у слишком многих церковных людей какое-то безнадежно-взрослое восприятие христианства. Мера церковности определяется мерой испуганности. Боятся молодежи. Боятся Гарри Поттера и ИНН, Интернета и собак (они, мол, изгоняют благодать из дома).

А ведь наш страх перед новизной (скажем, перед глобализационными процессами) означает нашу заведомую готовность капитулировать, отказаться от созидательной деятельности, перестать быть активными соучастниками и даже творцами истории, превратившись лишь в ее жертв[408].

Если в моем городке построили аэродром — это может означать, что теперь мои сограждане могут стать доступнее для «глобалистской» деятельности иностранных миссионеров. Раз появился аэродром — на него может приземлиться Билли Грэм. Чтобы этого не допустить, я могу все свободное время проводить в саперных работах, — время от времени взрывая взлетно-посадочную полосу этого аэродрома.