Перестройка моды

С.Б. По поводу очередей ты, конечно, прав; а я, несмотря на то, что уже практически разошелся с женой, все-таки выехал в Брюссель. Здесь наступил некоторый момент истины, как у человека, круг общения которого витал в фантазиях по поводу заграницы. Запахи и ароматы – это было первое, с чем пришлось столкнуться. Москва в то время была обшарпанной и разница казалась разительной. Ехал я формально к семье, а де-факто, поехал к другу Райссы Бланкофф, которая тогда была герл-френд Володи Мироненко. Я поехал в ноябре, но все было в зелени. Эйтан – так звали друга Райссы – жил в хорошем районе, в небольшой доме, сквозь стеклянные двери которого был виден огромный букет цветов, стоящий в подъезде. Вот, наверное, этот кадр как-то особенно врезался в память. Чистый ковролин на лестнице и цветы.

Мне было трудно поверить, что они живые. Запахи приятные везде, и с этого момента как-то стали форматироваться мои представления о загранице. Предоставлен я был сам себе, пытался что-то поснимать, но ничего путного не выходило. Появилась какая то депрессия, потому что еще со времен вагона-ресторана я привык себя чувствовать уверенным, респектабельным человеком. А здесь мне открылись другие градации респектабельности и осознание их границ меня сильно расстроило…

Нет, речь идет даже не о какой то ущербности, а об утрате уверенности, потому что, например, ты захотел купить куртку «пилот», которая стоила тогда порядка триста долларов, причем не самую крутую, а хаотический пересчет местных цен на доллары а потом на рубли приводил к мыслям, что с такой покупкой надо повременить.

М.Б. На триста долларов в Москве того же времени можно было пару месяцев более чем безбедно прожить или сшить себе такую же куртку у умельцев за сто или сто пятьдесят. Причем, наш общий знакомый Алекс умудрялся к этим «пилотам» выстрачивать и нашивки на обычной швейной советской машинке!

С.Б. Алекса я не знал, но про несравнимый уровень по ценам сказано точно.

Я заскучал настолько, что взял и уехал в Амстердам, где у меня были контакты в клубе «Милквег». К тому же и Авария уже была там. Покуролесив и сняв стресс на концерте Игги Попа, на котором даже радикалы вели себя удивительно корректно, я вернулся в Брюссель. И, сравнивая ситуацию, пришло понимание, что у нас все намного агрессивней. И обычное, и неформальное население, за исключением разве что тогдашнего Ленинграда. Гарика Горыныча там скорее всего не поняли бы…

А оттуда я поехал в Париж к знакомым из «Актюэля», и там был еще один отдельный трип. Жил я у фрилэнсеров, которые приезжали в Москву в первый раз еще во время фестиваля и которым я тогда рассказывал, где и что можно снять. Рассказал и про художника-клошара Зверева, которого они очень захотели снять. Еще тогда я пригласил модную манекенщицу Иру Мачерет дать интервью. У них была видеокамера, понятно, бесшумная. Но тогда, в 1985-м, это было новинкой. Ира почему-то думала, что камера должна стрекотать. И вот на вопрос – сколько вы получаете – эта дура, думая, что камеру еще не включили, стала объяснять, что не может ответить на этот вопрос, потому что получится, что она получает зарплату, едва хватающую на колготки, которые, особенно наши, советские, сами знаете, как часто рвутся. А если она это расскажет, то ее уволят с работы. Поэтому она просит задать ей какой-нибудь другой вопрос. Когда выяснилось, что она говорила на камеру, с ней был припадок. Я уговорил французов стереть это. Они клятвенно ей пообещали. Но вряд ли они это сделали. Да и я бы на их месте не сделал.

Попав на какую-то русскую выставку, я встретил Гошу Острецова, который мне показался несколько подавленным, встретил и Володю Мироненко и Никиту Алексеева. А прямо на улице встретил Гарика Пинхасова, который сказал, что его берут в «Магнум», но чтоб я об этом никому не говорил. Он привел меня в «Магнум». В агентстве он по-свойски себя вел, несмотря на то, что был еще кандидатом, показал мне контакты Картье-Брессона. Я их тогда как реликвию в руках подержал. Было чувство, что в меня переливается креативность Анри. Года через два я рассказал об этом знакомой парижанке, которая там тоже работала, она абсолютно искренне сказала: «Неужели ты думаешь, что это чего-то стоит?» Я, кстати, думаю, что да…

Вот, из таких путешествий состоял 88-й и 89-й год, но я умудрился соприсутствовать на неделе британской моды в Москве, в том же Хаммеровском центре, который когда-то навевал мне иллюзии о загранице. Вествуд там почему-то не было, но был Эндрю Логан, который не раз еще приезжал. Это место стало стартовой точкой для зарубежного тура Кати Филипповой, и стартом для организации первого модельного агентства «Жар-птица». Возможно, они хотели продвигать и моду тоже, но начали они с моделей, заказав у меня фотосессию.