Перестройка

Все приехавшие окружили старушку. Собака, вначале удивленно и подозрительно смотревшая на них, теперь обходила каждого, обнюхивала, но не лаяла.

— Так это Егор с женой приехал.

— Как это, с женой? — удивились все.

— А я почем знаю, спят все пока, а чего будить, сыро еще.

Но возле строений кто-то появился.

— Подъем, братики! Мамка приехала! — вдруг услышали они зычный командирский голос Егора.

— Ну, все, Егор раскомандовался! — заметил Андрей. — Держись, бедные родственнички! — Но первым побежал навстречу трем братьям, идущим босиком по еще не окрепшей после дождя земле.

— Ну, здорово, мужики!

Почти раздетые «селяне» (босиком и в одних трусах), измученные и запыленные гости обнимались и возбужденно приветствовали друг друга.

— Егорка, а где же жена?! — спросила мать.

— Чья жена-то?

— Ну, твоя, что ли!

— А, жена, так спит, наверно. Клавдия Ивановна, где моя жена?

— Да ладно вам, что за народ, сам говорил: жена, а теперь: Клавдия Ивановна, Клавдия Ивановна, — спит она.

— Ну вот, а я вам что говорил!

Все дружно рассмеялись. Незнакомые перезнакомились. Особенно удивлялись Оля и Поля.

— Глянь, а они еще и красивые, — сказала Оля.

— Это кто же? — не понял Егор.

— Так, братики ваши.

— А, это которые ПП? Еще бы, они в конкурсе мужской красоты участвовали, вот вчера он только и закончился.

— Правда? Вот это да! И много было народа?

— Ой, ей-ей, не сосчитать!

— Да ладно тебе, пойдемте, девочки, на коров посмотрите. Клавдия Ивановна их выгонять будет.

И действительно, возле обнесенного проволокой забора появились две коровы. Одна — совсем белая, а другая — буланая. Они тут же начали хватать траву и жевать.

— А хозяйство у вас уже большое, одной живности сколько! — заметила Оксана Ивановна.

— Это еще не все, мы лошадей еще хотим закупить. Тут, недалеко, есть конезавод. Павел ездил, смотрел, осенью купим двух, — сказал Петр, — ну что же мы встали посреди улицы, пойдемте во двор.

И улицей еще называть было нечего, но все-таки! Было ограждение, состоявшее, правда, из бетонных виноградных столбиков и проволоки, но все же.

— Нет, Петя, я все-таки вначале к могилке схожу, — сказала Оксана, — первый, к кому рвалось мое сердце, — это к нему, моему папочке. — На глазах женщины показались слезы, и она медленно побрела в сторону рощи. Так получилось, что, не говоря друг другу ни слова, все приехавшие гуськом пошли к березкам. А оттуда, будто приветствуя такое решение, вдруг свистнул протяжно соловей, потом щелкнул и замолчал. А в подсолнечном массиве закричала перепелка: «Пить-кавав, пить-кавав!»

— Егорка, Павлик, пошли, оденемся и сходим тоже к могилкам, — сказал Петр.

— Может, взять это..., ну, помянуть чтобы.

— Да нет, пойдем пока так, могилки-то там не убраны. Мамка скажет...

Но «мамка» ничего не сказала, она, молча, постояла у плиты, перекрестилась, вырвала самый большой бурьян, окружавший надгробие, и положила возле ограды. Силин постоял, постоял и отошел в сторону. Девочки-близнецы вначале прочитали надпись на ограде, потом на плите и стали рядом с Оксаной и Андреем. Со стороны времянки, уже одетые, шли близнецы-братья, Андрей и, пока никому незнакомая, Светлана.

А на востоке горело зарево, да такое сочное и красно-бордовое, что почти все приехавшие это заметили, а Сергей, доселе молчавший, сказал:

Никогда такого не видел, еще солнца нет, а небо все полыхает такими красками, будто вот-вот вспыхнет.

— Да, тут все не так, тут все по-другому, ведь эта земля святая, и слезами, и потом, и кровью политая, и ни чьими-нибудь, а человеческими, так нам мамка говорила, а она уж точно знает, — в тон ему ответила малая Оксана.

Может, и она сама станет тут другой, не двоякой: тут такая, а там этакая, — может, объединятся на этой святой земле душа ее и тело, и станет она просто Оксаной, ведь тут кривить душой не принято, здесь все видно, как на ладони.

Братья подошли к могилке и стали рядом с матерью. Оксана, будто поняв что-то, потихоньку подошла к ним. Так и стояли все: Оксана-мать, три сына и Оксана-дочь, внутри ограды, а все остальные с внешней ее стороны. Постояли так несколько минут. Оксана Ивановна еще раз перекрестилась и еле слышно сказала:

— Да хранит Господь ваши души. — Первой вышла, за ней последовали братья и Оксана.

— Теперь пойдемте домой.

Приехавшие и живущие тут люди уже все вместе, толпой, пошли к строениям, возле которых, с тыльной стороны, стояли два трактора, комбайн и грузовик, на улице — иномарка, а рядом с ней, с большой хворостиной, Клавдия Ивановна. Метрах в ста, так и стояли с прицепами две машины, вокруг которых паслись овцы и коровы.

Из-за горизонта выползало солнце. Начинался день, хотя для большинства сельских людей он уже давно начался. Над домиком-времянкой, палаткой, загонами, курятниками закружилось несколько голубей, среди них были два или три белых, серые и один почти черный.

— Братики, а голубей я не видел, откуда они, где живут? — спросил Егор.

— Они уже не впервой сюда прилетают, даже не знаем, откуда, видать, место понравилось.