Пересмешник

Первый магазин назывался «Сирс»; его высокие, закругленные сверху витрины ошеломляли немыслимым разнообразием товаров. Более половины составляли вещи, каких я прежде не встречал. Попадались и знакомые, но цветные шары, электронные приборы и загадочные яркие предметы могли, на мой взгляд, с равным успехом быть игрушками или оружием.

Я открыл дверь и ошарашенно вступил в магазин. Эту его часть целиком занимала одежда. Вся она была на вид новая, свежая, в прозрачной упаковке, сохранившей ее на много лет.

Моя собственная одежда изорвалась и обветшала, так что я начал подыскивать себе новую.

И вот, соображая, как снять прозрачную упаковку с синей куртки, которая по виду была точно на меня, я взглянул на кафельный пол у себя под ногами.

На плитке темнели грязные отпечатки подошв. Вроде бы свежие.

Я встал на колени и потрогал отпечаток рукой. Грязь была чуть влажная.

Я выпрямился и огляделся. Вокруг были только вешалки с одеждой, а за ними – бесконечные стеллажи с разноцветными товарами. И никакого движения. Я снова взглянул на пол. Следы были повсюду – и свежие, и старые. Следы разной формы и разного размера.

Барбоска куда-то ушла. Я стал ее звать, не дозвался и отправился на поиски, шагая между вешалок с некоторой опаской. Что, если люди, оставившие следы, еще здесь? С другой стороны, чем мне угрожают другие люди? Или даже роботы? Погони за мной не было, ни детекторы, ни кто другой меня вроде не искал. И все же я был напуган. «Струхнул», как выразился бы «Словарь сленга».

Барбоска обнаружилась на прилавке, где жадно ела сушеную фасоль из вскрытой коробки, которая стояла рядом с сотнями таких же невскрытых. Барбоска громко мурлыкала, и я слышал, как она хрустит фасолью. Я взял соседнюю неоткрытую коробку; кошка на меня даже не взглянула. Удивительно – я никогда такого не видел на упаковках с едой! – но на коробке были буквы:

ФАСОЛЬ ПЕСТРАЯ ОБЛУЧЕННАЯ И СТАБИЛИЗИРОВАННАЯ

СРОК ГОДНОСТИ ШЕСТЬ ВЕКОВ

БЕЗ ДОБАВОК

На картинке была исходящая паром тарелка фасоли с ломтиком ветчины сверху, однако фасоль, которую жадно уплетала Барбоска, выглядела сухой, сморщенной и неаппетитной. Я сунул руку в коробку и вытащил пригоршню. Барбоска оскалила зубы, но сразу вернулась к еде. Я сунул одну фасолину в рот и стал жевать. Оказалось не так уж плохо, а я был голоден, так что высыпал в рот и остальное. Жуя, я стал разглядывать запечатанные коробки, гадая, как их открыть. Сверху была инструкция: нажать на белую точку и потянуть за красный язычок, поворачивая. Я перепробовал все возможные комбинации, но коробка так и не открылась. К тому времени, как я закончил жевать свою фасоль, Барбоска уже прикончила остальное. Есть хотелось ужасно, невскрываемая коробка приводила меня в бешенство. Я – единственный в мире, способный прочесть инструкцию, и все равно ничего сделать не могу.

Тут я вспомнил, что по дороге видел полку с разными инструментами, и направился туда. Голод и досада прогнали страх, так что я уже не крался, а шел твердо. Там нашелся топорик, совсем как в фильме «Женоубийца на воле», только в прозрачной упаковке, которую я тоже не мог открыть.

Ярость только усилила желание добраться до фасоли. Я попытался разорвать упаковку зубами, но она оказалась слишком прочной. Тут я увидел стеклянную витрину с какими-то коробочками, подошел к ней и с размаху ударил топориком по стеклу. Оно разлетелось. Несколько зазубренных осколков осталось в раме витрины, я проткнул одним упаковку и потянул. Таким образом мне удалось освободить топорик.

Я вернулся к коробкам и принялся рубить одну из них топориком, пока фасоль не посыпалась наружу. Я положил топорик на прилавок и стал есть.

Как раз когда я отправил в рот третью пригоршню, за спиной у меня раздался бас:

– Чего это ты тут делаешь, мистер?

Я быстро обернулся. Перед мной стояли рослый темнобородый старик и грузная женщина. Оба держали на поводке по очень крупной собаке, и у обоих было по длинному мясницкому ножу. Собаки были белые – альбиносы, наверное, – и с красными глазами. Они смотрели на меня так же пристально, как и люди.

Барбоска у меня за спиной выгнула спину и оскалилась на собак. Я понял, что они, скорее всего, смотрят не на меня, а на нее.

Люди были старше меня и крупнее. Их взгляды безусловно нарушали мое личное пространство, но были скорее любопытными, чем враждебными. А вот длинные ножи пугали.

У меня все еще был полный рот фасоли. Я прожевал и ответил:

– Я ем. Я голоден.

– То, что ты ешь, – сказал мужчина, – принадлежит мне.

– Нам, – поправила женщина. – Семье.

Семье. Никто еще при мне не употреблял этого слова. Кроме как в кино.

Мужчина, не обращая на нее внимания, спросил:

– Ты из какой части Семиградья, мистер?

– Не знаю, – ответил я. – Я из Огайо.

– Может, он из Юбенка, – вмешалась женщина. – С виду похож на Демпси. Они все худые.

Я кое-как проглотил остатки фасоли.

– А может, Свишер, – сказал мужчина. – Из Ошен-сити.