Я поколебался, еще раз заглянул в узкий проулок между двумя домами. Оттуда на меня смотрела кромешная тьма. Ни звука, ни шороха. Вообще ничего. Лишь туман, казалось, стал еще гуще, и газовый фонарь дальше по улице походил на маяк для одинокого корабля. Он призывно манил меня к себе, и я уже почти поддался внутреннему голосу, твердившему мне поспешить домой, когда услышал новые звуки, словно мелкий дождь капал на камни.
— Даже если там кто-то есть — это не твое дело.
— Если бы я не знал, что ты сильно беспокоишься обо мне, то подумал бы, что трусишь.
— Ты с самого рождения был самым любопытным из лучэров, которых я знал.
— Это Олл, Стэфан. Олл — район, где ни с кем никогда не случается ничего плохого. Будь это Яма или Холмы, возможно, я бы прошел мимо. Но не тогда, когда до дома двадцать минут пешком. И да, я просто умираю от любопытства, — сказал я, доставая из кармана руку с керамбитом, и, повыше подняв Стэфана над головой, сделал шаг туда, где мне быть совсем не следовало.
— Свет, — тихо попросил я.
Моя трость мигнула один раз, другой, третий и засияла ровным, пускай и несколько тусклым рубиновым светом. Его было вполне достаточно, чтобы я почти сразу же разглядел картину. Мозгу потребовалось долгих пять мгновений, чтобы осознать увиденное и понять, что все это не шутка, не розыг-рыш и, что самое досадное — реальность.
Если честно, будь у меня свободными руки, я бы с радостью ущипнул себя, чтобы попытаться проснуться.
Однажды, еще будучи подростком, я видел тело несчастного, попавшего в лапы голодного тру-тру. Зрелище было столь отталкивающим, что я просыпался от кошмаров почти два месяца и потом еще полгода не мог смотреть на свежее мясо. Так вот по сравнению с увиденным сегодняшней ночью тот ужин людоеда казался не более чем милой шалостью.
Я не знаю, сколько в существе должно быть силы, жестокости и безумия, чтобы такое сотворить с человеческим телом. Плоть, органы и конечности были повсюду, но у меня бы язык не повернулся назвать это беспорядком. Во всем этом была какая-то своя система, хотя оценить ее не хватало разума. Тягучие капли стекали со стен, падали на мостовую и лужами собирались вокруг останков. Рубиновый свет из трости не добавлял ужасному зрелищу спокойствия. Запах, какой бывает у свежевыпотрошенной курицы, сводил с ума.
Есть такая пословица в Рапгаре: родители не говорят детям, что сгоревшие души существуют. Ведь дети и так уже знают это. Родители рассказывают детям, что сгоревшие души могут быть уничтожены.
Я бы очень хотел, чтобы душу этого сумасшедшего мясника уничтожили. И как можно скорее.
Удивительно, но мой желудок даже не запротестовал. Я остался хладнокровен. Лишь в ушах немного шумело, да сердце колотилось, как паровая машина в руках неумелого ка-га.
— Надо убираться! — вновь сказал Стэфан. — Он еще может быть рядом.
Теперь его голос был холоден и сосредоточен. Я чувствовал, как он пытается сплести вокруг меня кокон защиты. Анхель была согласна со своим партнером, и ее серповидный клинок изменил цвет на ослепительно-белый. Амнис стягивала силу.
— Еще минута, — сказал я, делая шаг вперед и стараясь не наступить в кровь. — Больше света. Сколько сможешь.
Я разглядел на стене дома корявую надпись огромными кровавыми буквами:
— Язык первых лучэров, — прошептал Стэфан. — Язык Всеединого. На таком писались канонические тексты.
— Что сказано?
— Домой.
— И только? Столько слов…
— Не о том думаешь! — резко оборвал он меня. — Этого несчастного убили только что. Ты уверен, что убийце не потребуется вторая жертва?
Он все верно сказал, так что я начал отступать и на беду свою увидел голову. Точнее, то, что от нее осталось.
Этот пророк из квартала Иных, утяни его в Изначальное пламя сгоревшие души, вновь оказался прав. У мертвеца была власть, он служил городу и был даже известен некоторым читателям «Времени Рапгара». Потому что убитым был не кто иной, как старший инспектор Грей.
В отдалении зазвучали тревожные свистки жандармов.
— Вляпались! — простонал Стэфан. — Мальчик, убирайся! Тебя пристрелят прежде, чем ты успеешь хоть что-то сказать!
— Опасность! — во весь голос звонко крикнула Анхель. Огромная тень мелькнула у меня перед глазами, и туша Ночного Мясника рухнула откуда-то сверху так, что от удара я выронил трость. Меня спасла защита амниса, отбросившая чудовище, но потерявшая свою силу. Я принял Облик, шарахнулся в сторону, но тварь, видно услышав звук, ринулась на меня вслепую, мелькнули страшные лапы, я, ведомый Анхель, уклонился, взмахнул клинком, и узкий проулок заполнил оглушительный визг-скрежет.
— «Попал!» — мелькнуло у меня в голове прежде, чем убийца навалился на меня.
Я почувствовал резкую боль в левом бедре, мир закружился, тело сделалось словно из воздуха, и последнее, о чем я успел подумать, — до чего досадно испачкать в крови инспектора Грея только что вычищенный смокинг.
Глава 8
НЕМНОГО СЕРОГО ЦВЕТА