Перешагнув пропасть

Он был великолепен! Губы Сэнди пересохли от волнения, ей хотелось их облизнуть. Сэнди стояла неподвижно, а Жак сделал шаг навстречу. Никогда еще она не видела мужчину, на котором смокинг сидел бы так безупречно. Волнистые волосы Жак пригладил, отчего прическа казалась слегка старомодной по сравнению с его обычной. А лицо, смуглое на фоне белоснежной рубашки, можно было принять за отлитое в бронзе. Глаза… вот глаза остались теми же. Заглянув в них, Сэнди сразу узнала обычное ехидство, готовность поддеть и повеселиться, а главное — умение читать ее мысли.

— Вы очень хороши, Сэнди.

Этот голос, слегка чувственный, подействовал обжигающе на ее натянутые нервы. Она поняла, что заморгала, как испуганный кролик, потом выдавила из себя улыбку, а мысленным взором она видела перед собой другого Жака: почти совсем голое тело, со стекающими с него каплями воды. Прекрати это, прекрати, приказала она себе. Единственный способ достойно провести вечер — быть не хуже Шалье.

— Спасибо. — Сэнди взглянула на свои золотые часики, все еще пряча от него глаза. — Вы тоже выглядите довольно мило.

— «Довольно мило»? — Его тон показался ей насмешливым, а глаза, как она и ожидала, засветились веселым ехидством. — Выражение английское, если я не ошибаюсь? «Довольно мило». Гм.

— Что делать, я ведь англичанка. — Сэнди обиделась, когда он в ответ тихо засмеялся, а глаза его задержались на ее груди под прозрачной тканью платья.

— Но вы не такая отстраненная и холодная, какой пытаетесь выглядеть. Я видел вас наедине с вашей сестрой и с детьми у пруда. Даже молодая тигрица не могла бы защитить своих детенышей лучше вас. В те минуты вы не были ни холодной англичанкой, ни светской дамой.

— Дети есть дети. — Ей хотелось произнести это легко и чуть насмешливо, но голос едва слушался ее. Такая досада.

— А что их отличает от взрослых, как вы думаете? — спросил Жак. Ехидство погасло в его глазах, он очень серьезно смотрел на Сэнди, у которой лицо вспыхнуло от смущения. — То, что они малы и беспомощны? Что ради них не нужно надевать на себя броню?

— Не валяйте дурака.

Его лицо стало жестким, в черных, как ночь, глазах вспыхнула злость.

— Я никогда не валяю дурака. — Это было сказано так безапелляционно, так по-мужски твердо, что в другом случае она бы рассмеялась. Но не сейчас, не с этим человеком. — Вы прячетесь от жизни. Это знаю не только я, но и вы сами. Вы все время стараетесь казаться недоступной.

— Вы потому и пригласили меня на вечеринку? — вспыхнула Сэнди: в ее голосе была горечь. — Чтобы меня разоблачить?

— Вы правы отчасти, — ответил он с холодной улыбкой. — Но только отчасти. Хочу признаться вам, мисс Гоздон, что вы меня заинтриговали. Не могу понять, как такая необычная женщина уцелела в этом мире, до отказа забитом мужчинами. Почему не нашлось храбреца, не побоявшегося приручить ее, надеть колечко на безымянный палец?

— Такой храбрец нашелся. — Ее голос стал невыразительным, зато в голубых с сиреневым отливом глазах вспыхнула немыслимая боль, так что Жак не решился ее перебить. — Но этот храбрец уже мертв… Мы едем или нет? — Не дожидаясь ответа, Сэнди направилась к двери.

Не меньше десяти секунд понадобилось Жаку Шалье на то, чтобы прийти в себя; он двинулся по инерции вперед, а ум его был занят все той же мыслью.

— Сэнди, — он поймал ее руку, пока они шли по подъездной аллее к серебристому «феррари», стоявшему невдалеке, — пожалуйста, взгляните на меня.

Она повернулась к нему — у него в глазах была мольба. Сэнди смотрела в его красивое, смуглое лицо, а ее собственное, с плотно сжатыми губами, не выражало ничего.

— Я не мог этого знать, вы мне верите?

— Теперь это уже не важно. — Она шевельнулась, пытаясь высвободить руку. — Этим событиям уже три года, они принадлежат истории.

Истории?.. Жака Шалье захлестнули неведомые чувства: безумное любопытство, сожаление, жгучий гнев и еще сотня других. Похоже, она была замужем. Неужели? И все еще любит мужа, уже покойного, — об этом говорит ее лицо. Но почему меня это так волнует? — удивился Жак. Было, однако, ясно, что обнаруженное ему не по нутру.

— Простите, я не хотел причинить вам боль, — сказал Жак, склонив голову. — Сэнди, вы принимаете мои извинения?

— Принимаю. — Она ответила автоматически и лишь потом подняла на него глаза.

Эта совершенно неподвижная фигура, это смятение на его лице заставили ее моментально позабыть про боль, вызванную его прежними словами. Если бы Сэнди знала его чуть хуже, ей могло бы показаться, что в его облике открылась даже какая-то беззащитность, но это ей явно показалось.

— Да, разумеется, принимаю, — повторила Сэнди мягче, чем раньше, потому что сердце ее забилось ровнее. — Забудем это, договорились?

Он кивнул и указал рукой на машину, потом открыл дверцу для Сэнди, избегая глядеть на нее.