Перешагни бездну

Обладавший поистине тибетской способностью противостоять любому утомлению, доктор Бадма, по-молодому подтянутый, мускулистый, ловкий, не жаловался на дорогу, но и он на крутых спусках шел очень медленно. Вероятно, он не хотел оставлять одним Сахиба Джеляла, который всю дорогу по горам был все такой же прямой, надменный, медлительный, как всегда.

— Медлительность хороша в храме, — пошутил доктор Бадма. — В горах она ни к чему. Из нее похлебку не сваришь.

Но Сахиб Джелял оставался самим собой и здесь, на шатких оврингах. Он даже спотыкался величественно, как подобает вельможе. И, пробираясь по скользкому гололеду над пропастью, он успевал разглядеть в белесой мгле вьюги далеко внизу могильные холмики и каменные надгробия и благочестиво провозглашал: «Мир с вами, жители могил! Увы, не удалось вам пройти здесь живыми!»

Доктор понимал, что Сахибу Джелялу такое путешествие просто не под силу. Рана, полученная в далекой Аравии, давала себя знать и делала непереносимой высоту и разреженность воздуха перевалов Вахана.

Когда снежные пики и ледники оказались за спиной и путники вступили в Афганский коридор, им пришлось отказаться от проводников и вьючных лошадей, Сахиб Джелял почувствовал себя просто плохо. Годы назойливо напоминали о себе. «Время безжалостно!» — бормотал он. Даже последний раз, когда он шел с Памира на юг, ничего подобного не было.

И тем не менее, хоть сердце колотилось тысячью молоточков и отдавалось барабанным грохотом в висках, хоть и не хватало дыхания, хоть ноги делались ватными, Сахиб Джелял всё шагал и шагал. Он подхватывал закинутыми назад руками на поясницу полы своей шубы, как делают горцы на подъемах, выставлял грудь вперед и врезался в буран. Временами он пугался, выдержит ли сердце, и почти заклинал: «Сердце ведет себя так, как ему велит его хозяин».

Отлично знал Сахиб Джелял дорогу через горные хребты, вернее, малохоженную тропу кочакчей — контрабандистов, по которой даже и охотники за муфлонами предпочитали не ходить. Он вел своих путников на север уверенно, прямо через хребты, где, казалось, троп никаких и в помине нет. Они миновали Сархад, каменные одинокие хижины ваханцев и малочисленные киргизские аулы и долго брели, выбившись из сил, по зеленевшим травой и алевшим тюльпанами долинам Аркхупа и Вахан-Дарьи. Сахиб Джелял отлично обошел и те места, где могли встретиться афганские стражники, хотя вообще трудно было ожидать, что новое кабульское правительство уже успело навести порядок в этом пустынном уголке, где сходились границы четырех государств Азии. В тот тревожный год путники прежде всего рисковали натолкнуться здесь на голодные бродячие шайки шугнанских басмачей или на вооруженные группы бандитов-грабителей, просачивавшихся из Синцзяна. Во всяком случае Сахиб Джелял поручился: «Мы дойдем».

А с самой высокой точки перевала через Ваханский хребет он показал рукой на медно-красные в лучах восходящего светила громады и объявил: «А вот и Памир». Оставалось вроде протянуть руку и схватиться за вершину ближайшего из пиков и ощутить холод ладонью, такими близкими казались родные горы.

Спускались быстро, ноги опережали тело. Но доктор Бадма поохладил пыл спутников. Он не позволил идти по ближайшей дороге, а повел их стороной по склону гигантского хребта. Оказывается, доктор знал местность не хуже Сахиба Джеляла и вел себя гораздо предусмотрительнее. Каждая движущаяся точка на ослепительных заснеженных склонах вызывала у него настороженность и беспокойство. Как ему хотелось поскорее ступить на памирскую землю! Казалось, произойдет это вот-вот. Еще подъем, еще спуск и… Но за спуском опять начинался подъем на перевал, выматывающий, раздражающий. А за ним громоздились еще перевалы, еще горы, утесы, галечные, шевелящиеся под ногами осыпи. С середины дня начался крестный путь по первозданному ущелью, расколовшему громаду гранитного хребта, вставшего им поперек дороги. Пришлось забираться все выше, до вечных снегов, уже совсем не казавшихся такими приятными и теплорозовыми, какими они виднелись с верхушки Ваханского перевала. По ущелью проходили, видимо, редко, но проходили. И об этом свидетельствовали хворостяные шаткие балкончики, творение рук смелых скалолазов-ваханцев.