Перешагни бездну

«Девочка, не заносись в своем величии. Ты вышла из послушания. Вспомни истину — враг без головы лучше, а красавица без головы хранит верность».

— Боже, это она! Мисс Гвендолен. Я пропала!

— Женский почерк, — заметил сухо Бадма. — Ясно теперь, это не твой старичок! Прикажи позвать гонца. Допроси его. Сделай так, чтобы я слышал.

Моника ударила в гонг. Вбежали прислужницы.

— Поставьте там ширму. Великий доктор займется в покое и тишине изготовлением лекарств. А вы приведите сюда усатого раджпута, гонца, посланца всесвятейшего моего жениха и повелителя.

Когда гонец Бхат, крепкий, широкогрудый раджпут, с почти черным лицом и длиннейшими усами был введен в приемную залу, там уже все изменилось. Горели светильники, пламя которых плескалось в жемчугах и самоцветах ладакских занавесов и японских лаковых ширм, отражаясь в зеркалах и сосудах. Невеста Живого Бога исчезла. Бхат не удостоился ее лицезреть. Он слышал лишь ее голос. «Серебряные колокольчики не звонят так нежно», — уверял он слуг после аудиенции. Бхата все так очаровало и ослепило, что он совсем не помнил, какие вопросы ему задавала Белая Змея. Но отвечал он с обстоятельностью, присущей человеку неграмотному, но добросовестному.

«В Хасанабаде вручили мне дары — мадждадийя — новое варенье, благовония в семицветном сосуде и молитву. Доехал я до Пешавера, слез. Закинул переметную суму на плечо и пошел в караван-сарай, где у меня всегда прикармливается кашмирская лошадка. Хороша она на перевалах да крутых тропах. Иду, значит, но тут шасть ко мне полицейские и отвели в английское бунгало с белыми колоннами. Посреди тенистого сада стоит. Там беловолосая английская бегим посмотрела дары Живого Бога, добавила свиток с печатью и сказала: „Бхат, я вижу тебя насквозь, до самого донышка твоей души. Ты поедешь, как тебе повелел Ага Хан, в Мастудж с дарами, но иди не к Белой Змее, а найди там-то и там-то человека по имени Ширмат. Он скажет, что тебе надо делать. Повинуйся ему во всем. Послушание — награда. Ослушание — гибель“.

В конюшне бунгало мне позволили выбрать самого отличного коня. Я не хотел. Я говорил: „А в караван-сарае у меня хорошая кашмирская лошадка, знающая перевалы и каменистые тропы“. Но там были два, подобные злым дивам, полицейских. Они и слушать про лошадку не пожелали, и мы поехали. Ехал я и думал: „Здесь что-то не то. Живой Бог не сказал ничего про Ширмата. Это злоумышление проклятых инглизов. Живой Бог приказал передать варенье, семицветный сосуд с молитвой в собственные руки своей невесте, а не Ширмату“. Но конные полицейские — дивы — не отступались от меня ни на шаг, даже когда я отходил от дороги по нужде. Сколько мы ни ехали, а мысль о награде и возмездии не оставляла меня. Не доезжая до мастуджского моста, я повернул коня со скалы прямо в реку. Высоко было, но ничего. Обошлось бы, но кто знал, что дивы-полицейские станут стрелять. Застрелили они коня. Вода кипела, словно в котле. Меня крутило и било о камни, но я не выпускал из рук переметной сумы с дарами. Холод сводил судорогой ноги и руки, я превратился в лед, но Живой Бог помогает своим детям. Вода вынесла меня на песок, а конные полицейские, погнавшие коней в поток за мной, утонули. Я закинул на плечо переметную суму и пошел на гору Рыба, к вам, госпожа».

Гонец рассказывал долго и многословно. Он всё возвращался к кашмирской лошадке, оставшейся в пешаверском караван-сарае и уверял: «Если бы она, я б давно ускакал бы в горах от дивов. Английский конь тяжел на ноги, где уж ему по горам ходить. Моя лошадка — птичка. Горные тропы понимает…»

Бхата выпроводили.

— Верных последователей имеет Живой Бог. Велики сила и влияние Ага Хана, — сказал доктор Бадма. — Мисс Гвендолен не учла этого, не смогла ни запугать, ни купить усатого простачка Бхата.

— Купить? — удивилась Моника.

— Усатый Бхат умолчал, что нежные ручки Англо-Индийского департамента отсчитали тридцать золотых гиней за то, чтобы переметная сума попала в руки Ширмата и чтобы Ширмат явился с подарками к тебе в подворье… О золоте Бхат умолчал. С золотом ему не хочется расставаться. Ну бог с ним, оставим его ему.

— Я боюсь. Страх ползает где-то рядом, шагает бок о бок.

— Если бы ты не боялась, ты была бы тем, что хотели из тебя сделать твои воспитатели — деревянным манекеном. Но ты живая девушка, и тебе следует их бояться. Но дело серьезное. К счастью, у нас есть еще время подумать. Итак, золото, пули, черная месть. Все атрибуты «плаща и кинжала». Ужасно, что ты попала в самую гущу событий. Ясно, мисс экономка, а значит, и департамент осведомлены, что здесь, в Мастудже, наделала Белая Змея.

— Что?