Перешагни бездну

—  Отлично! Это тот самый Приют странников! Пещера. Нако­нец-то!  Там отличный  закуток.    От  ветра  закрыт.    И  вода  есть чистая — ключ прямо из скалы бьет.

Молиар не выразил особого удивления, что доктор Бадма знает так хорошо ваханскую тропу. Мало ли какими тайнами владеют тибетские доктора?

Сахиб Джелял пожал плечами, чтобы стряхнуть толстые эпо­леты из снега, и шагнул к началу овринга.

—  Осторожно, — предостерег доктор Бадма. — Вы слышали про вооружен-ных!

—  Ясно — они не мои дядья... И не сыновья Огненной Пери... И не люди-коз-лы. Но пойти придется. Здесь к утру из нас ледяные столпы образуются.

—  Пошли вместе. Я вперёд.

—  Нет. Прошу за мной.

Они препирались недолго. Сахиб Джелял, все такой же пря­мой, гигантский, важный, зашагал сквозь метель по оврингу. Под его тяжестью отвратительно громко заскрипели и затрещали овринговы лестницы. Бадма лязгнул затвором карабина и по-моло­дому почти побежал за ним.

Вихри гнали столько снега, так застилало глаза, так сжима­лось сердце от утомления, что Моника даже не удивилась, когда жар и свет костра ударили ей в лицо и она оказалась сидящей на камне, на ворохе сена. Вытянув ноги, она ещё блаженно жмури­лась и вздыхала от счастья, покоя, когда услышала до отвращения знакомый голос:

— О, и госпожа принцесса здесь!

Тогда Моника испуганно раскрыла глаза. Привыкнув к свету, она за языками огня и дымом разглядела две сгорбившиеся бес­форменные фигуры, выглядевшие так нелепо, что она даже рас­смеялась, хоть ей было совсем не до веселья. Видно, путешествен­никам недостаточно показалось бараньих шуб и малахаев. Они еще кутались в грубошерстные полосатые капы и так старательно, что в прорехи лишь белели белки их глаз да блестела сталь ору­жия, выпростанного из складок одежды. Холодок коснулся сердца. Вооружённых Моника приучилась бояться.

Да, самый мужественный дрогнет, когда вдруг ему встретится сама смерть. И когда? На пороге жизни, радости, счастья... Пе­ренести невероятные трудности, мучения, преодолеть опасности. И для чего? Чтобы в последнюю минуту неожиданно столкнуться с самым страшным врагом, беспощадным, жестоким, не знающим жалости.

Сквозь пелену сизого тяжёлого дыма девушка наконец разгля­дела, где они находятся. Ноги её отдыхали. Сердце не колотилось больше в бешеной пляске, дыхание не вырывалось со свистом из груди.

Она быстро озиралась. Низко нависший каменными, неровны­ми глыбами давил чёрный, с гранатовыми отблесками свод, откры­вавшийся с одной стороны широко прямо в ночь. Буран по-преж­нему рычал, и переливавшаяся в рыже-багровых отсветах бурля­щая снежная масса составляла одну из стен их убежища. Снежинки рубиновыми бабочками порхали тысячами под мрачным потолком и потухали в самой глубине пещеры. И удивительно, бу­ран, бешено ворвавшись извне, сразу стихал и совсем ласково ка­сался щек прохладным ветерком. От сухого тонкого песочка, устлавшего пол пещеры, даже тянуло теплом. Спинами чёрных жуков-гигантов лоснились вылезающие из песка плоские глыбы. На одну из них, поближе к костру, отечески нежно Молиар уса­дил обессиленную девушку и постарался, чтобы она поудобнее прислонилась спиной к стенке пещеры, которая оказалась теплой и удобной.

Сам Молиар демонстративно выдвинулся вперед и всем своим задиристым видом говорил: «Пусть я забияка, но забияка опасный. В обиду девушку не дам!»

Костер, разожженный из коряг, которые всегда еще с осени неведомая милосердная рука притаскивает в подобные пещеры-убежища путешественников во всех горных странах, где прожива­ют таджики, — дымил, шипел смолой, плевался оранжевыми ис­крами, но давал тепло. Один из сидевших по ту сторону костра, видимо, основательно распарился. Он сбросил с плеч мешок и сдвинул с потного лба малахай.

И теперь уже не осталось никаких сомнений. С трепетом стра­ха и ненависти Моника убедилась, что перед ней сам вождь вож­дей Пир Карам-шах.

Он имел изможденный вид, почернел, ужасно как-то одряхлел. Однако поглядывал он из дыма и языков огня костра злобным горным духом.

Обычная суховатая усмешка покривила его тонкие губы, когда он заговорил:

—  Куда же следует её высочество со своей пышной свитой? — он едва заметным движением подправил лежавший на его коленях винчестер, — то же нервно сделал его спутник — человек с низко приспущенной на чёрное от загара и копоти дорожных костров ли­цо синей чалмой, — и продолжал: — Такая дорога! Кони не выдер­живают. Люди не выдерживают! А ослы выдерживают и... прин­цессы. Ха!

Он расхохотался хрипло, истерически и сделал движение по­гладить, подбородок.

И Молиар, и его спутники сразу напряглись, рванулись к вож­дю вождей Но тут же обмякли, сникли. Они увидели, что рука Пир Карам-шаха, мертвенно бледная, слабая, упала на колено. Она даже не дотянулась до подбородка. Вождь вождей мог еще иронизировать, петушиться, но он предельно ослабел, выбился из сил. Те-перь все выжидали. Трещали сучья в огне, громко хрупали сеном ишаки, отогнанные от холода в тёмный угол пещеры. Пы­лающие светляки порхали в их огромных печальных глазах.