Переселение. Том 1

Точно пугало, трясясь и раскачиваясь, он стоял в рыдване и подгонял слуг, мчался сломя голову, не разбирая дорог, на Фрушка-Гору, через рощи, кусты и скошенные поля. Вне себя от возбуждения, Аранджел Исакович был готов на все, готов был надувать, выторговывать, как это делал при купле-продаже, только чтоб хоть что-нибудь выклянчить у попов, пусть даже и не развода. Почему ему вздумалось открыться чужим людям, почему он вдруг понадеялся получить от священников какую-то помощь, когда раньше был уверен, что исповедь бесполезна и глупа, он и сам не знал. Ясно было лишь одно: надо сделать все, чего она хочет, дать все, чего она просит. Потом, может, он и сбежит от нее, но сейчас он готов развести ее с братом и взять в жены вместе с детьми. И хотя Аранджел Исакович догадывался, что невестка стремится к его талерам, он решил допустить ее и к ним и дарил ей суда, скот, дома. Ему хотелось ей перво-наперво хорошо заплатить, как платят любовницам, тем более, что она, видимо, скоро умрет. Впрочем, едва лишь возникала мысль отказаться от нее, Дафина вставала перед ним точно страшная ведьма. Жизнь становилась ему немила, как только он представлял себе ее слезы и укоры.

Он вообще такого исхода никак не предполагал, и это было самое страшное, ведь он все умел отлично учитывать. Его точил червь: почему он всегда так хорошо устраивал свои дела, а здесь оказался таким беспомощным. Всю весну ему безумно везло с продажей скота, и, ограбив пол-Валахии, он рассчитывал после отъезда брата без всяких помех насладиться своей невесткой. Втайне от людей всласть поразвратничать в тиши своего большого дома на воде, а потом, щедро наградив, оставить ее в доме до возвращения брата, а если тот не вернется, то и навсегда. После стольких женщин ему хотелось наконец насладиться любовью без капризов, без непременных брошек и колечек, преподносимых в подарок, а также платьев и дукатов, без вечных причитаний и слез, нытья и клянченья, без мук и хлопот. Хотелось пожить словно под зеленым, бесконечным покровом водной стихии, где мягкий рассеянный свет дня, где движения ленивы как во сне, где можно лечь и вода тебя понесет, понесет, как несет его суда в безветрие, легко и неслышно. У него не выходило из головы, что вместо этого он чуть было не утонул с лошадьми в болоте и, барахтаясь в иле, наглотался песка. Он горел желанием овладеть невесткой, насладиться ее сильным, красивым телом, не думая о том, что его грех станет известен людям, полагая, что будет избавлен от неприятностей и огорчений, которые обычно доставляли ему отношения с другими женщинами. И вдруг вместо райского блаженства наслаждений, вместо сладкой неги паши в саду у фонтана нагрянула нежданно-негаданно беда, и она опечалила его, сокрушила, потрясла до глубины души.

Желто-зеленый от бессильной ярости и отчаяния, Аранджел продолжал упрямо надеяться, хотя уже и сам видел, что все кончено. Он не думал о брате, не ждал его, не боялся, брат для него вообще не существовал, и угрызения совести его не мучили. Аранджел Исакович был подавлен свалившимся на его плечи несчастьем. О бесконечных любовницах, с которыми его сталкивала судьба во время разъездов, он никогда не спрашивал и, расставшись с ними, никогда ими не интересовался. Ему даже в голову не приходило, что к кому-то он должен вернуться. То, что его невестка попала в беду, что красота ее увяла как раз тогда, когда он ею овладел, не вмещалось у него в сознании. Казалось невероятным, что эта роскошная с высокой грудью, пышными плечами и стройными ногами женщина не останется такой же красавицей, хотя бы до тех пор, пока он досыта ею не насладится. Казалось невозможным, что ее красота, прекрасные формы тела никогда уже не возродятся. Убегая из дому лишь тогда, когда она начинала громко стонать, чтобы привести лекаря, Аранджел Исакович целыми днями не отходил от нее и, как только ей становилось немного лучше, смотрел как зачарованный на ее посветлевший лоб, горько улыбающиеся губы и сразу снова становившиеся прекрасными белые руки. Все-таки, думал он, ее еще можно спасти так же, как и его, но то, что дивное беззаботное время, которое он мечтал провести с невесткой, прошло бы, как и с другими женщинами, — в тягостной тоскливой докуке и даже в муках и страданиях, — об этом Аранджел Исакович никогда не думал. Он верил, что на сей раз ему дано изведать нечто такое, чего он раньше никогда не испытывал, чего другие женщины не могли ему дать, верил, что в его жизни наступит счастливая пора, когда ему будет приятно, легко и хорошо, как на небе… Подобно тому, как брат его Вук верил, что есть где-то добрая прекрасная земля, куда им всем следует переселиться.