Переселение душ

— Замолчите! — вскричал я. — Сжальтесь надо мной! Вы правы. Дайте для него самое лучшее, что есть у вас.

— Пусть будет по-вашему, — согласилась она и добавила: — Ваше время истекает. Но вы сделали первый шаг. И мы вместе продвинулись к священному единству новой любви. Пойдемте же и посмотрим на звезды, я расскажу вам о них…

Она вышла из-за прилавка. И мы вместе покинули помещение. Она шла босая по хрустальным плитам. Я не сводил с нее восхищенных глаз. Кеб все ещё стоял там. Лошадь взглянула на нас, усмехнулась, обнажив желтые зубы, и ехидно пропела:

— Идет наш голубчик!

— Ты грубая скотина! — сказал я сердито. — Если скажешь еще слово, я возьму кнут, буду лупить тебя, пока не слезет шкура.

— Да брось ты! — ответила лошадь. — Ты же еле держишься на ногах от усталости. Тебе пора баиньки.

Я заметил, что девушка не обратила никакого внимания на невоспитанную тварь. Она перешла улицу и перегнулась через низкую каменную стену, положив на парапет тонкую руку, и ее красивая голова легла на нее. Я последовал ее примеру.

— Там — другие миры, — сказала она, указывая пальцем вниз. — Кажется, будто они созданы только для того, чтобы греть и светить. Но не верьте этому. На каждом из них имеется жизнь, каждый существует во имя чего-то…

Проклятая лошаденка оказалась права. Я уснул, положив голову на руки, сложенные на парапете. Никогда не прощу себя за это, но бороться с надвигающейся дремотой я не мог. Я не знаю, как долго я спал, но что-то, словно подтолкнув меня, заставило пробудиться. Она уже стояла на дороге, пристально глядя вверх, и странный свет лился из ее глаз. Конечно, опять я застал середину фразы:

— …видела бы в вас всего лишь бедного маленького учителя, не очень красивого соню, наряженного во фрак, слишком тесный для него. И я вижу это. Но если бы вы были помещены в наш мир, вы бы знали так же много, как и я. Вы бы приобрели больше опыта, многое обдумали. Но вы отправляетесь в другой мир.

— Это несправедливо, — вставил я.

— Вы не правы, хотя и не можете думать иначе. И скоро убедитесь в этом.

— Когда? — спросил я.

— В тот день, когда узнаете мое имя. И земная любовь, которую вы чувствуете ко мне, воплотится в новую любовь. И мы вместе выйдем из мрака в свет.

— Да где он, этот свет?

— Взгляните вверх. Звезд больше нет, и все кажется темным. И темнота течет, как река. Но и река окажется в прошлом, и прошлое погрузится во мрак, и оба мы вступим в свет.

— А теперь, — послышался голос лошади позади нас, — присоединяйтесь ко мне, исполним на прощание гимн.

— Зачем, — обозлился я, — зачем это создание лезет со своими дурацкими предложениями?

— Ох уж эта моя рассеянность! — усмехнулась скотина. — Мне показалось, что я присутствую на встрече миссионеров, И решила поддержать беседу.

— Ты не должна вмешиваться, когда говорит дама, — сказал я.

— Дама?! Эта помощница торгаша, пичкающая тебя своими нравоучениями, — дама? Уж не смеши меня! — Животное противно заржало. — Садись в кеб, дурачок, и поехали домой. Дома все-таки лучше.

Я подлетел к кебу, схватил кнут и выскочил на середину улицы, намереваясь проучить вредную тварь. Но животное весьма ловко лавировало. Я замахивался, иногда исхитрялся стегнуть кеб, но ни разу не попал по лошади. Все это время кебмен пребывал в неподвижности. Внезапно скотина устремилась прямо на меня. Я упал у парапета. Поднявшись, я огляделся вокруг.

Девушка исчезла.

Я замер посреди дороги. Лавка была все еще освещена. Я толкнул дверь, но она оказалась Запертой. Сколько я ни тряс ее, как громко ни взывал, ответа не последовало. Бросился я обратно к лошади, намереваясь вздуть ее как следует, но сломался кнут.

— Ну же! — кричала лошадь. — Дурачок, лезь в кеб, и давай выбираться на белый свет.

На какое-то мгновение я ощутил себя слабым, больным и беспомощным. Отшвырнув сломанный кнут, я уселся в кеб, который тут же помчался во весь дух. Я закрыл лицо ладонями и разрыдался.

Наконец послышался гул лондонских улиц. Мы оказались неподалеку от моего жилища. Кеб остановился возле моего дома, и я вышел. Кебмен понятия не имел о том, что случилось; он выглядел бодрым и веселым. Говорить о чем-либо с ним было бесполезно. Я заплатил ему втрое дороже за проезд и возместил утрату кнута, хотя он так и не заметил его пропажи.

Я был очень утомлен и вскоре заснул как убитый. Я отказался от славы во имя того, чтобы принести пользу своему отцу и помочь вернуть ему душевное здоровье. Я принес себя в жертву. Он должен приехать в Лондон и жить со мной. Спустя много лет мы наконец-то увидимся и поговорим по душам. С этими мыслями я уснул.

Утром я вскочил, схватил свое платье. Нет, то, что случилось ночью, не было сном. Гардении не оказалось в петлице, значит, отец снова обрел разум, подумалось мне. Если бы я еще раз встретил ее, то непременно бы поблагодарил. Внезапно в мою дверь постучали.

— Я встаю, миссис Смит.

— Вам телеграмма, сэр.

Телеграмму положили под дверь. Я развернул ее. Она была от врача из того приюта, где находился отец.

«Ваш отец внезапно скончался сегодня утром. Приезжайте как можно скорее».