Пересечения

— Федя! Спасибо, друг, теперь я знаю куда. Но ты скажи заодно, что ты делаешь, когда желание есть, а возможностей — шиш?

— Да пошел ты!.. — взорвался Лобачев, забывая на миг о вездеходе и о причине своей нервозности. — Виктор Яковлевич, ты его больше в тундру не бери! Что за мужик несерьезный! Ему бы только ла-ла да хи-хи. Бабой тебе родиться, а не мужиком.

— Бабой, — Орлов как бы задумался. — А что? Макся. Знаешь, Федя, что бы я сделал? Я бы пошел в женский монастырь.

— Да тебе только туда и дорога. Чтоб десяток баб сразу. — Все засмеялись, а Орлов обиженно оказал:

— Ну с чего вы это взяли, ребята? Просто у меня кость широкая.

— Хи-хи-хи, — тонко зашелся Жора Сукманюк, уловив наконец суть разговора.

Проснулся Леха Шабалин, застонал от боли в груди, ошалели повел взглядом.

— Не включили еще линию?

— Еще не успели, Лешенька, — быстро сказал Орлов. — Ты же только глаза прикрыл, а уже хочешь, чтобы включили.

— Ты не слушай его, Леха, — сказал Федор Иванович. — Трепач он был всегда, трепачом и остался. Давно включились. Ты подремли, пока мы тут одну проблему решим.

Шабалин действительно прикрыл тяжелые веки, откинулся на спинку кресла.

Из-под груды матрацев и мехов прогудел голое Толика Пшеничного:

— Ну что вы балаболите? Наряд открываем, что ли? Допуск дают?

— Дают, дают, — отозвался Орлов. — Успевай убегать.

— Хиля, — послышался скрипучий голос Царапина, — кусни его, чтобы подал он глас искренний, а не придурочный.

— Не надо, Хиля, — похлопал Орлов пса по загривку. — Глас может сопровождаться кое-чем и кое-кому это может не понравиться, в частности твоему любимому хозяину.

Трепачи, — пробубнил Орехов, — поспать дадите?

Болдов развернулся лицом к салону, стал коленями на кресло, сказал жестко:

— Кончайте базар. Слушайте меня внимательно. — Он помолчал, убеждаясь, что все замолчали и приподнялись или просто раскрыли глаза и уставились на него. — Говорим о главном. У вездехода заклинило двигатель. Мы все знали, что это может произойти, но, возможно, не понимали до конца, что окажемся в положении потерпевших крушение. Нужно вызывать помощь. Идти пешком до жилья безнадежно, мороз большой. Да и Леха заболел, он не сможет идти.

— Я смогу, — хриплым шепотом сказал Шабалин.

— Мы должны быть вместе и не отходить от вездехода, здесь нас можно всех найти.

— Живых? — спросил Орлов задумчиво.

— По-моему, да. Но это уже детали, Макс, — ответил Болдов. — А о деталях давай поговорим потом.

Дежурный диспетчер ОДС Николай Александрович Строганов после ухода Людмилы Болдовой остался в диспетчерском зале один.

Заканчивалась рабочая неделя. Нагрузка в системе стремительно шла на убыль. Ветренская станция работала в основном на подачу тепла городу, плавэлектростанция в Дерзком символически крутила одну машину, нарабатывая плановые киловатт-часы да поддерживая с системой синхронную связь для нервного покоя атомщиков, чувствующих себя очень неуютно при изолированной работе. Основную нагрузку в системе несли реакторы Знаменитовской «атомки».

Николай Александрович полистал журналы, просмотрел последние записи дежурных щита управления, набрал телефон дежурного инженера смены «атомки», спросил, как с уровнями напряжения, не нужно ли помогать. Атомщики дорабатывали смену, все было в пределах нормальных параметров.

Зазвенел городской телефон.

— Слушаю, Строганов.

— Добрый день, Николай Александрович, Забаров говорит. Что там у нас?

— Здравствуйте еще раз, Гарий Степанович. Смена проходит нормально, замечаний нет. — И уже другим, неофициальным тоном добавил. — Тихо, как перед артподготовкой. Не нравится мне такая смена: у всех все нормально. Даже Болдов на связь выходил с места работы. Подключался.

— Так это же хорошо, чудак!

— Не нравится мне, Гарий Степанович, когда все-все хорошо.

— Ну ладно, это твое дело. Наши еще не появились на Шестнадцатом? — Забаров спросил просто так, ведь диспетчер не мог не доложить о таком важном событии.

— Контрольное время — семнадцать часов, Гарий Степанович. Они где-то на подходе. Через часик Болдов будет звонить.

— Ну хорошо. Сколько там на твоем образцовом, за окном?

— Сейчас… Так… Сорок семь по Цельсию.

— Вот жмет, гадюка, надоело. Я иду в кино. Если что — пришлешь ОВБ[5].

— Лады, Гарий Степанович. Сделаю.

Строганов краем глаза видел все приборы на щите, и показания ни на одном из них не вызывали тревоги. Пульсировал частотомер: 50.03 – 50.07 – 50.01 — зеленые цифры через каждые пять секунд вспыхивали и гасли, тогда становились видны переплетения миниатюрных трубочек-цифр в приборе.

Диспетчер еще раз заглянул в суточную ведомость, пересмотрел карточки заявок, полистал оперативный журнал. Наконец вытащил из тумбы стола свежий «Огонек», стал читать, поглядывая на приборы.