Пересечение

— Ну, пусть "веды", — легко соглашается Андрей. — Все равно, они так не пишут. Очень у тебя широко: история, ритмы, всякие школы, даже политика.

— Разве это плохо?

— Хорошо, только странно…. Пишешь о стиле — так о нем и пиши. А у тебя и внутренняя свобода, и судьбы России…

Андрей поднимает Дашу с дивана, прижимает к себе.

— Будем спать? Никак не привыкну к твоей маме — что рядом…

— А у тебя рядом соседка. Все мы живет друг у друга на голове.

— То другое… Поедем ко мне?

— Андрюш, я совсем сплю…

Долгий день, свежий воздух в Измайлове, худенькое, как у лисички, личико Гали, разговор со Старковым — все навалилось разом.

— Ну спи, спи…

Он раздвигает диван, вынимает простыни, одеяло, подушки, гасит верхний свет, целует Дашу, уходит. Щелкает английский замок, Даша остается одна, без Андрея. И сразу так его не хватает, просто физически не хватает рядом. Пустота, улетает куда-то сон. Она принимает душ, ложится, читает, но, не выдержав этого ощущения пустоты, набирает номер.

— Слушаю… — низкий голос приглушен на басах.

— Андрюш, это я.

— Слава богу! — И такое облегчение в его голосе, что Даша смеется от радости. — Ты зачем меня выгнала, говори! Я тут сижу и колдую: позвони, ну хоть позвони, что ли. Нет, думаю, спит, сурок бессовестный!

— Андрюш, я не выгоняла. Я потом сама расстроилась…

— Почему?

— Захотелось к тебе.

— А-а-а, — Андрей очень доволен. — Это я наворожил, ехал и колдовал: пусть тоже скучает, вот пусть скучает.

— Мне без тебя плохо.

— Мне тоже, Данечка.

— Скажи еще что-нибудь!

— Люблю, Даша, серьезно.

— А Галю?

— И Галю.

— Правда?

— Да. Знаешь, когда это понял, почувствовал? Когда она заболела. Вошел, а Галя такая жалкая, маленькая, ты такая растерянная, вы, три женщины, совершенно беспомощны! И когда "скорая" нас везла, такой страх на меня нахлынул — вдруг мы ее потеряем…

— Спасибо тебе!

— Что ты говоришь, Даша?

— Спасибо.

— Глупенькая… Спи, до завтра.

И вот они снова сидят в Александровском садике — Даша и Света, дочерна загоревшая под южным беспощадным солнцем, старая и печальная.

— Я как мертвая, Даша. Даже море не оживило меня. Почему так, скажи?

— Потому что ты себя принуждаешь.

— Это только слова.

— Нет, это истинная, святая правда. Все кончено у вас с Женей, а ты стараешься ничего не видеть — из-за ребят, потому что им нужен отец, из-за своей зарплаты, на которую невозможно жить.

— Нет, не только поэтому. Пойми, я привыкла быть замужем! Когда ушел Женька, не могла ездить в метро. Смотрю на тех, кто напротив, и думаю: "Все счастливей меня — и эта, толстая, и та — совсем уж седая, потому что рядом с ними мужья".

— Да, помню, и я так чувствовала — ужасную обделенность… Но потом началась новая жизнь — интересней, полнее прежней. Не сразу, конечно: эту мертвую полосу приходится перейти. Зато потом появляется такое чувство свободы, уверенности, раскрепощенности. За независимость, Света, нужно платить, но она того стоит…

— Странно, Даша, ты совсем не считаешься с бытом, упрямо не живешь по его законам, и почему-то у тебя получается.

— Это не так уж сложно, я нашей всеобщей порабощенности бытом вообще не понимаю.

— Но быт — это и есть каждодневная жизнь.

— Нет, только фон для нее… Светик, решай! Попробуй что-то наладить, потерпи немного, а будет невыносимо — рви, иди дальше. Вернешься к теме, станет интересно, и деньги научишься зарабатывать, я тебе помогу. У тебя же лицо несчастного человека!.. Вот говорю так, а сама боюсь: помню, как скверно было после Вадима, да и ты, наверное, помнишь.

— Еще бы! Но даже эти муки, как ни странно, пошли тебе на пользу.

— Пожалуй… Если бы не развод, я так и не узнала бы, что такое любовь… "Бежала через мосточек — перехватила кленовый листочек…" — это не для меня.

— У меня и любовь, и близость были только с Женей.

— Тогда все восстановится.

— Любовь, Даша, необратима.

— Ну и черт с ней, с любовью! Раз так, давай станем циниками. Женька приносит деньги, растит вместе с тобой ребят, а ты ездишь в экспедиции, путешествуешь — помнишь, как в наши юные годы?

— Поздно, Даша, все поздно, я привыкла жить жизнью семьи: "Тише, папа работает".

— Ты говоришь так, будто тебе не сорок, а семьдесят.

— Мне сто, Даша, не слушай меня: наверно, я просто бездарь, потому и живу так нелепо.

— Ничего не бездарь! Ты прекрасный учитель, растишь двоих сыновей, вы много лет были счастливы! Это кризис, Света, но он пройдет.

— Счастливы… Теперь мне кажется, что давно было скучно, неинтересно, что я давно потеряла себя… Смешно, мы не любим, а живем вместе, вы любите — и отдельно. Почему?

— Потому что это разные вещи, и они не всегда совпадают. Мне больше не нравится брак, Света, этот социальный институт не для меня.

— Вообще не для тебя?