Перерыв на жизнь

Какао люблю. Настоящий, не покупную дрянь, а домашний. Люблю клюквенный морс. И ненавижу абрикосы.

— Зачем ты их тогда ел? Никогда так не делай! Я же буду думать, что тебе понравилось, буду снова готовить что-то

подобное. Как дурочка, блин… С абрикосами... Никогда не ври мне, Гера! — горячо говорит она. — Черт, я не умею варить

манную кашу.

— Вот завтра будешь учиться. Хочу на завтрак манную кашу. Тебе с утра задание: сварить манную кашу. И чтобы без

комочков. Иначе есть не буду.

— Ладно, — улыбается она.

Не переел Гера в детстве манной каши, не закормили его.

А Гергердт все сморит на нее из-под черных ресниц черными глазами. Странно смотрит, обволакивающе. Как будто нежно.

— Что? — шепчет Рада, почему-то заливаясь румянцем. В жар ее бросает.

— И волосы не стриги больше. Не стриги. Что тебе жалко, что ли?

Дружинина пожимает плечами. На лице сомнения.

Ухмыляется Гера, немного отодвигается от стола, расслабляет плечи.

— А то говорят: доверие, понимание… конгресс, немцы какие-то... Сейчас пожрем с тобой селедки и спать пойдем – вот вам

и доверие-понимание. Да, Белочка?

Рада взрывается хохотом. Кошка, дремавшая около ее руки застывшей статуей, распахивает зеленые глаза от ее громкого

смеха. Зевает, показывая розовый язычок.

— Да. Точно. Душевно все у нас. Селедка — это вам не лобстеры с устрицами.

— Чтобы есть лобстеры с устрицами, душа не нужна. Нужны деньги. Много денег. За деньги можно все купить. Все.

Рада не спорит с ним. Раньше бы спорила, много слов ему сказала правильных и умных, а сейчас в этом нет смысла.

Верно Гера говорит: слова – это всегда только слова.

* * *

Первое утро отведенных пяти месяцев начинается с манной каши. Вернее, с неудавшейся манной каши.

Все, что угодно Рада могла приготовить, кроме нее. Она вообще ее никогда не варила. А Гера пристал со своей манкой —

вот свари ему и все тут. Можно, конечно, поступить по-идиотски: перемолоть все блендером, — но это халтура. И не

известно, что получится в итоге. Потому решено было обойтись творожной запеканкой. С изюмом, конечно.

Пока запеканка еще не готова, Рада идет разобрать чемоданы с вещами, которые закинула в гардеробную.

— Будет тебе запеканка сегодня с абрикосами, — ворчит, проходя мимо спальни.

Гера смеется.

— Я так и думал, что с манной кашей ты не справишься. Голодать теперь буду, похудею.

— Что в ней полезного, в твоей манке? Одни углеводы! — кричит она, скрываясь за стенкой в гардеробной.

— Полезная. Все малые едят и нормально растут. — Идет за Радой. Садится на банкетку, вытирает полотенцем мокрую

голову. Он только из душа.

Воздух насыщается резковатым и дурманяще приятным запахом мужской косметики, и Рада начинает дышать глубже.

Незаметно для себя, старается втянуть побольше воздуха в легкие. Того, что на ее губах начинает играть непроизвольная

улыбка, она тоже не замечает.

Гера наблюдает за ней: как она развешивает и раскладывает одежду. Но у нее не одежда, а спецодежда! А что ей нравится

по-настоящему, самой?

— Какой твой любимый цвет?

Рада бросает на него удивленный взгляд.

— Не знаю даже. Все любимые.

— Так не бывает. Тогда скорее — все нелюбимые.

— А тебе какой цвет нравится?

— Красный.

— У тебя в гардеробе нет ничего красного. — Она занята блузками. Сейчас аккуратно размещает белую на плечиках,

застегивает верхнюю пуговицу и вешает в шкаф.

— А мне не обязательно иметь в гардеробе вещи красного цвета. Он мне просто нравится.

— Ага, как лифчик мой, например.

— Да. Сегодня пойдем по магазинам.

— Зачем?

— Деньги будем тратить, развлекаться. Позавтракаем и пойдем.

— А тебе на работу не надо?

Гергердт усмехается:

— Я уже работаю.

— А-а-а, — протягивает Рада, продолжая заниматься своим делом.

— В субботу у одного очень уважаемого мной человека день рождения. Пойдешь со мной, — заявляет безапелляционно.

— У кого?

Артём отмечает, что Рада не отказывается сразу, а в первую очередь интересуется, кто именинник.

— У Дениса Алексеевича Шаурина.

— Ох... — выдыхает она, присаживается на корточки около чемодана и опускает руки на колени.

— Знакомая фамилия?

— Конечно. Кому ж она не знакомая… Я же аудитор, экономист. Имею хорошее представление об экономических нишах

нашего региона.

— Ваша конторка с ним работала?

— Нет, что ты. Не наш уровень, на него работают другие люди. Там и Крапивин будет?

— Оба.

Рада автоматически переключается на мысль, что же ей надеть с субботу.

— Боишься?

— Боюсь появиться с тобой в столь высоком обществе? — Рада окидывает его снисходительным взглядом. — Мне

кажется, я уже ничего не боюсь. Так, пойдем на кухню, — поднимается на ноги, трет ладони о бедра, разглаживая джинсовые

шорты, — а то сгорит твоя запеканка с изюмом.

— Была же с абрикосами.

— Нет, была с изюмом.

— И со сгущенкой.

— Ага, и со взбитыми сливками. Гера, ты у меня точно похудеешь.

За завтраком Рада интересуется, как случилось, что Гергердт пересекся с Шауриным. Артём делится с ней некоторыми

подробностями. Рассказывает, что украл у него портмоне по малолетке. Лет четырнадцать-пятнадцать ему тогда было.

— Как это? — спрашивает Рада, горя нетерпеливым интересом.