Перепутье

Возможно, он сам слишком напуган, слишком беспокоится за свою страну. Во всяком случае, хорошо, что он возвращается во Францию. Там он сможет лучше ощущать биение ее пульса.

Лиана привыкла к сборам и переездам, поэтому спокойно восприняла новость о предстоящем отъезде. Очень внимательно выслушала она рассказ о настроениях в Париже. Она была умна и за годы жизни с Арманом научилась хорошо разбираться в международной политике. Она очень многое узнала от него, с самого начала совместной жизни стараясь как можно лучше понять его взгляд на вещи. Лиана была еще очень молода и жадно стремилась узнать все о его жизни и работе, о странах, куда его назначали, о его взаимоотношениях с различными политическими деятелями. Он улыбался про себя, вспоминая последние десять лет. Как губка, она жадно впитывала каждую капельку информации.

Теперь у нее появились собственные взгляды, и она часто не соглашалась с мужем; даже когда их точки зрения совпадали, она подчас тверже отстаивала свою позицию. Одно из самых яростных столкновений между ними произошло несколько недель назад, в конце мая, из-за парохода «Св. Людовик», который с 937 евреями на борту, высланными из Гамбурга, направлялся в Гавану. В Гавану эмигрантов не пустили, и они были обречены на голодную смерть из-за того, что корабль не мог войти в порт. Многие пытались помочь эмигрантам найти пристанище — ведь в противном случае им пришлось бы вернуться в Гамбург, где их ожидала верная гибель. Лиана говорила о них с президентом, воспользовавшись тем, что знает его лично, но все оказалось безрезультатным. Американцы отказались принять беженцев, и Арман видел, как рыдала Лиана, когда все ее усилия, так же как усилия других, ни к чему не привели. С корабля сообщали о том, что эмигранты скорее разом покончат жизнь самоубийством, нежели вернутся в Гамбург. Наконец Франция, Англия, Голландия и Бельгия проявили милосердие и согласились принять эмигрантов. Ссора между Арманом и Лианой не утихала. Впервые в жизни она разочаровалась в своей собственной стране, и ее гневу не было предела.

Арман также от всей души сочувствовал беженцам, он полностью разделял позицию Лианы, но все-таки считал, что у Рузвельта, видимо, были свои причины, чтобы отказать принять евреев-беженцев. А Лиану сердило именно то, что Арман был готов принять позицию Рузвельта, ей казалось, что ее предали. Она считала Америку страной богатства и изобилия и родиной свободы. Муж пытался объяснить ей, что частное мнение — это одно, а позиция правительства — совершенно другое, и что иногда президенту приходится принимать жесткие решения, и нельзя осуждать его за это. Важно то, что людей удалось спасти.

Несколько дней Лиана не могла успокоиться. Уже после того, как конфликт разрешился, она имела длинную и даже несколько резкую беседу с первой леди Америки, женой президента Рузвельта. Миссис Рузвельт разделяла чувства Лианы. Она приняла судьбу пассажиров «Св. Людовика» так же близко к сердцу, но так и не смогла убедить мужа изменить решение. Соединенные Штаты должны уважав свои законы, а количество немецких евреев-эмигрантов превышало годовую квоту. Миссис Рузвельт напомнила Лиане, что в конце концов для беженцев все кончилось благополучно.

После этого случая Лиана осознала всю тяжесть положения людей в Европе, она вдруг по-новому поняла, что происходит там, вдали от вашингтонских дипломатических обедов. И твердо решила вернуться с Арманом во Францию.

— Тебе не грустно покидать родину, дорогая?

Они сидели за тихим семейным обедом, он смотрел на нес с нежностью. Лиана покачала головой.

— Я хочу узнать, что происходит там, в Европе, Арман. Здесь мы так далеки от всего этого.

Лиана улыбнулась ему, в этот миг она любила его даже больше, чем прежде. Случай со «Св. Людовиком» был окончательно забыт. В конце концов, они провели вместе десять необыкновенно счастливых лет.

— Ты действительно думаешь, что скоро начнется война?

— Но не в твоей стране, дорогая.

Арман никогда не упускал повода напомнить ей, что она американка. Он считал, что она должна сохранить чувство Родины, чтобы ее не подавляли ею взгляды и его связи с Францией В конце концов, она была отдельной самостоятельной личностью и имела право на собственное мнение. До сих пор их точки зрения по всем вопросам совпадали, а возникающие время от времени разногласия, казалось, только укрепляли их любовь. Он уважал ее мнение так же, как и свое собственное, и восхищался упорством, с каким она отстаивала то, во что верила. Она была сильной и умной женщиной. Он относился к ней с большим уважением с того самого дня, когда в Сан-Франциско познакомился с ней, тогда еще пятнадцатилетней девушкой. Она казалась восхитительным ребенком небесной красоты, но при этом обладала обширным кругозором и удивительной для такой юной девушки мудростью, которой была обязана уединенной жизни со своим отцом, Гаррисоном Крокеттом, владельцем крупнейшей пароходной компании.