— Это ж надо, меня — главного мастера зеркал всего Тридевятого заковать в антимагические наручники… Какая низость, какое злодейство. — стенал дедок, громко вздыхая и позвякивая цепью.
— Мастер Ханн, а расскажите о своих зеркалах, какими свойствами они обладают? — спросила Сима, стараясь немного успокоить старика.
— Ох, милая, это очень ценная информация… но, мне больше нечего терять. — словно не решаясь выдать секрет, простонал мастер Ханн. — Одно серебряное полотно показывает прошлое, второе — будущее, третье — далёкие страны и глубокие моря. Есть ещё несколько, но мало кто знает, что все они связаны между собой длинными магическими коридорами.
— Так зеркало — это портал? — ошеломлённо уставилась в темноту Серафима, прислушиваясь к позвякиванию цепей мастера зеркал.
— Да, все они порталы. Вот только стар я стал, давно позабыл ключ, которым он отворяется, а вот Хозяйка, видать, нашла его, вот и балуется теперь…
— Мастер Ханн, а какое зеркало у Кощея? — осторожно поинтересовалась женщина. — Мне оно сразу не понравилось.
— Почему? — удивился старик. — Зеркало плохим может сделать лишь злой человек, само по себе оно не опасно. Я ведь, милая моя, создавал их в помощь людям.
— Но в зеркале, что стоит в покоях Бессмертного всегда остаётся его отражение. Такое ощущение, что оно живёт параллельно.
Выслушав Серафиму мастер несколько минут молчал, лишь горестно вздыхая, женщина терпеливо ждала, когда же пожилой человек насмелится рассказать ей правду о собственности Кощея.
— Не моя это тайна, да видно суждено тебе узнать её… — растягивая слова, начал мужчина. Сима затаила дыхание в ожидании рассказа. — Лет до 30 Кощей был на удивление добрым и сердобольным, и это до чёртиков злило его отца Кощея старшего. Случилось однажды, что проезжая по отцовской земле, заприметил молодой Кощей нищету и убогость, в которой жил простой люд. По приезду, оповестил предка о намерении своём помочь крестьянам, после чего угодил в отцовские казематы. Долго отец держал несговорчивого отрока в кандалах да голоде, боясь опасного настроения, что захватило сыновье сознание, в надежде, что тот исправится и станет помогать ему захватывать всё новые и новые земли, истязать людей да насылать мор на скотину. Но парень оказался не так прост, не сдался отцовскому натиску, остался при своём: «Жалко, мол, людей, подсобить бы нужно…». А злодейских помыслов в голове его не прибавилось.
— Ну надо же… — отозвалась Сима, подстёгивая рассказчика продолжать. — Никогда бы не подумала, что самый известный злодей Тридевятого когда-то был милым пушистым котёнком.
— Да, но перевоспитание сына очень надоело его злобному папаше и, в конце концов, Кощей старший решился на невиданное злодейство — решил погубить своего единственного ребёнка, дабы не получить в будущем очередного борца со злом. Но мать молодого человека решила во что бы то ни стало спасти сына и обратилась ко мне с просьбой сотворить артефакт, способный сделать из её сына настоящего злодея…
— И что вы? — спросила женщина. Странная женщина, его мамаша… Обычно родители мечтают о том, чтобы их дети были добрыми и хорошими людьми. А эта…
— Она много лет прожила со злодеем.
— А почему же вы не отказали ей? Вы же умный человек зачем сотворили зло? — негодовала Серафима, пытаясь выдавить из своих рук так необходимую сейчас тьму.
— Даже не пытайся. Думаешь хозяйка не знает о твоих магических способностях? — тихонечко захохотал старик. — Эти кандалы вытягивают из нас магию… А отказать я ей не смог лишь потому, что долгие годы был тайно влюблён… Её горе стало бы и моим.
— Поэтому вы и сохранили жизнь её сыну. — закончила за него сокамерница. Тот лишь печально вздохнул.
— Ты любишь его? — без обиняков спросил мастер Ханн.
— Да. — тут же ответила она.
— Стало быть, есть кое-что ещё, что ты должна знать…
Серафима затаила дыхание в ожидании продолжения рассказа, но мастер Ханн почему-то замолчал. В углу, где он был прикован к стене, раздался звон цепи и тяжёлые вздохи.
— Что? — напряглась девушка, но рассказчик, протяжно зевнул и громко захрапел. — Зашибись, поговорили! И, что я ещё должна знать?
Несколько часов беспробудного сна сокамерника, Сима не находила себе места. Все конечности от отсутствия движений онемели и, словно ужаленные крапивой, опухли и покалывали.
Часы тянулись, а в пещерной жизни Симы ничего не менялось — тихий храп зеркальщика, далёкие стуки, словно где-то долбили камни, и звенящая тишина. Она тянулась словно паутина, оплетая женщину, всё больше затягивая в безысходность.
Она не заметила, как в пещере появился ещё один человек, очнулась лишь тогда, когда скрытая дверь со стуком закрылась. Перед собой она уже в который раз обнаружила чашку с кашей, ломоть ржаного хлеба и стакан горячей воды.
Ну и на том спасибо…
Есть всё это совсем не хотелось и Серафима брезгливо отодвинула миску подальше.