– Движение есть жизнь, – намного более внятно и по слогам проговорил невольно пристыженный ученик.
– Отлично! Ну а теперь вперед, на пробежку.
Старик одобряюще расхохотался, и, увлекая за собой, стремительно вышел за двери избушки. Наскоро закончив приводить себя в порядок, за учителем нехотя потянулся и Сергей.
Солнечный свет немилосердно раздражал его сонные глаза, щипая нос, заставляя морщиться и корчить странные рожи, в попытке привести расплывающееся в глазах изображение в порядок.
Велесов несколько раз чихнул, не в силах сдержать себя, чем снова рассмешил Ворона, ранее никогда не сталкивающимся с этим явлением.
Посмотреть было на что: раннее утро, пришедшее на поляну, каплями росы сияло из притоптанной травы, отражая солнце, тысячами далеких светил. Птицы, будто бы сойдя с ума, в едином порыве старались перепеть, пересилить друг друга, воспевая красоту начавшегося дня.
Деловито почесывая брюхо, неподалеку от избушки, грелась на солнце компания бурых полевых мышей, всей стаей – от мала, до велика впитывая живительные лучи.
Под корнями раскидистого дерева, чем то напоминающего земной тополь, однако имеющего острые, клиновидные листья на своих ветках, Сергей заметил множество нор этих маленьких созданий, служащих им и убежищем от хищников и непогоды.
Полевые мыши совершенно не обращали внимания на разминающегося Ворона, видимо за годы жизни, привыкнув к его немногословному присутствию подле себя.
На улице учитель провел с учеником короткую разминку, состоящую из привычных потягивающих, вращательных движений и, заняв ведущую позицию, легким бегом направился в чащу по известным только ему одному тропинкам и переходам.
За ним, стараясь не отставать, потянулся неуклюжей трусцой давно не утруждавший себя полноценными пробежками Сергей.
Спустя час, две фигуры неторопливо бежали по редколесью, огибая камни, которые становились все больше и больше, по мере того, как бегущие приближались к опушке другого конца лесного островка посреди обширных степей.
Солнце, поначалу ласкавшее своими лучами, по мере восхождения в зенит становилось все более немилосердным по отношению к марафонцам. Между деревьями уже отчетливо маячило обширное поле высокой травы, распростертое до самого горизонта.
Петляющий как заяц, ловко уворачивающийся от веток, бегущий впереди Ворон, одетый в самодельный, походный балахон из грубой ткани, не напрягаясь, не снижая темпа и не сбивая дыхания, протяжно пел песню, похожую на древнюю, скандинавскую балладу.
Сергей крепился из последних сил. Только самолюбие и гордость не позволяли ему послать все к черту и остановиться для отдыха. Ему казалось, что небесное светило, с издевкой покачивающиеся в такт их скачкам, забавлялось его физическими страданиями, яростно припекая взопревшую под мокрой рубахой спину. Обувь была совершенно не приспособлена для пробежек и местами до кровавых мозолей натирала стопу.
Над широкими, лесными полянами разносился мощный голос поющего, полного сил, Ворона:
Старик пел не переставая с того момента как начал этот безумный марафон и, видимо не собирался замолкать до самого его завершения.
Сергей, сначала внимательно слушавший необычные песни, по мере растущей усталости, стал мало вникать в приятный, древний мотив, все больше погружаясь во внутренний мир, стараясь хоть как-то отвлечься от жгущего грудную клетку, тяжелого дыхания.
Судя по пришедшему ночью сну, дела у него на Земле шли не очень: постепенно покачивающееся нутро автомобиля и ощущение езды сменилось освещенным электрическими, продолговатыми лампами, серым, неровным потолком какого-то большого здания, через которое его стремительно везли люди в белых масках и халатах.
Сон сменился и теперь в его приоткрытые глаза нестерпимым потоком лился свет множества огромных ламп, склоненных над ним, а перед взором, бликуя и, переливаясь, переходили из рук в руки металлические инструменты, при помощи которых латали его израненное тело.