Переписка из двух углов

Не довольно ли, дорогой друг мой, компрометировали мы себя, каждый по-своему: я-своим мистицизмом, вы-анархическим утопизмом и культурным нигилизмом, как обоих определило и осудило бы "компактное большинство" (словцо Ибсена) современных собраний и митингов. Не разойтись ли нам по своим углам и не затихнуть ли каждому на своей койке? "Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь". Я не люблю злоупотреблять этим грустным признанием Тютчева; мне хочется думать, что в нем запечатлелась не вечная правда, а основная ложь нашей расчлененной и разбросанной культурной эпохи бессильной родить соборное сознание, эпохи, осуществляющей предпоследние выводы исконного греха "индивидуации", которыми отравлена вся историческая жизнь человечества-вся культура. Мы силимся преодолеть это смертное начало вседневно и всечасно непрерывным творчеством больших и малых культов,-каждый культ уже соборен, пока жив, хотя бы соединял троих только или двоих служителей,-и соборность вспыхивает на мгновенье и гаснет опять, и не может многоголовая гидра раздираемой внутренним междоусобием культуры обратиться в согласный культ. Но жажда единения не должна все-же соблазнять нас к уступчивости и соглашательству, т. е. к внешнему установлению видимой и мнимой связи там, где не сплелись в одну сеть самые корни сознания и как-бы кровеносные жилы духовных существ. В глубине глубин, нам не досягаемой, все мы-одна система вселенского кровообращения, питающая единое всечеловеческое сердце. Но не дoлжно упреждать чувствования, данного нам только, как отдаленное и смутное предчувствие, и подменять сокровенную святую реальность вымышленными ее подобиями. У нас двоих нет общего культа. Вам кажется, что забвение освобождает и живит, культурная же память порабощает и мертвит; я утверждаю, что освобождает память, порабощает и умерщвляет забвение. Я говорю о пути вверх, а вы говорите мне, что крылья духа обременены и разучились летать. "Уйдем",-приглашаете вы, а я отвечаю: "некуда: от перемещения в той же плоскости ничего не изменится ни в природе плоскости, ни в природе движущегося тела"... Когда-то я пел:

Вам-пращуров деревья

И кладбищ теснота;

Нам вольные кочевья

Судила Красота.

Вседневная измена,

Вседневний новый стан...

И тут же правдивая муза заставляла певца, мятежника против культурного предания, присовокупить:

Безвыходного плена

Блуждающий обман.

О, для культа дoлжно покидать насиженные места и деревья пращуров:

Братья, уйдем в сумрак дубрав священных...

Чадам богов посох изгнанья легок,

Новой любви расцветший тирс

Широка цветоносная земля и много светлых полян по ней

- ждут наших уст приникших

И с дифирамбом дружных ног...

Так будет, дорогой друг мой, хотя и нет еще знамений такого обращения. Культура обратится в культ Бога и Земли. Но это будет чудом Памяти,-Перво-Памяти человечества. Внутренне культура не однородна, как не едина вечность, как множествен и состав человеческой личности.

Движутся в море глубоком моря, те к зарям, те-к закатам;

Поверху волны стремятся на полдень, ниже на полночь;

Разно-текущих потоков не мало в темной пучине,

И в океане пурпурном подводные катятся реки.

Так и в культуре есть сокровенное движение, влекущее нас к первоистокам жизни. Будет эпоха великого, радостного, все постигающего возврата. Тогда забьют промеж старых плит студеные ключи, и кусты роз прозябнут из серых гробниц. Но чтобы скорее дожить до этого дня, дальше и дальше надлежит идти, а не обращаться вспять: отступление только замедлило бы замкнутие кольца вечности.