Переписка 1992–2004

На тепло сбегутся и слетятся многие, понять сделанное сможет только равный. Вы поэтому не должны сердиться на отклики, которые нелепы и беспомощны в массе, ведь единиц еще может быть надо дожидаться десятилетиями. Различайте между умеющими почувствовать тепло, цените их по-человечески, и способностью видеть свет. Вам ведь тоже грозит потерять зрение и только чудом вернуться. Вообще впечатление такое, что после прохождения все осыпается, почва обрушивается, становится только неувереннее и необеспеченнее, чем раньше, соседства меньше, прежние места, которые казались уютными, далеко. Плохо то, что край, к которому подходишь, не имеет названий, его сырой холод непривычен; «дело-то небывалое», как писал валаамский старец, книжку которого Вы нам дали. Сегодня к нам пришел последний живой родственник нашей Кати с ДЦП и сказал, что умирает, просил вызвать скорую помощь. Он мог умереть. Мы были спокойны, я велел ему лечь, постелив на раскладушке, расслабиться и повторять свое имя. Он слушался, как ребенок. Врачи приехали, сделали уколы, он успокоился. Как малым держится жизнь.

Я жалуюсь Вам не для того, чтобы Вы меня пожалели, а просто потому что не видно другой царственной, богатой и свободной инстанции ни вокруг, ни вдали. Неслучайно у Вас в воспоминаниях о Бродском цари. Даже и не говорите мне о том, кого принято чтить в мире. Все давно прояснилось. Это не значит, что цари обеспечены, не болеют, не страдают; может и хуже других. Если К. придворный дворник, то я нищий кликуша, который бредит о царских тайнах. Новый поворот темы «царь и поэт»: не цари ли подарены поэтами, как Петр в «Полтаве» и «Медном всаднике». Что был бы, чем остался Брежнев, если бы Вы не подарили его мне, например. Я еще жалуюсь Вам, чтобы Вас приободрить.

Кончилось райское время наших детей, начинается долгий или уже безысходный период, когда цветы уже опали, а яблоки зеленые, нестерпимо кислые и совсем несъедобные. Надо видеть и уважать восстание духа, «вначале шатаясь на ватных ногах, клубясь, утыкаясь, петляя в кустах». Дым то же, что дух. Надежда может оставаться только на то, чтобы не слишком много загубить, избежать бессмысленной склоки, такой частой в семьях. Анастасия Ивановна Цветаева говорила по телевизору, что в последнем доме Цветаевой, в глухих Чебоксарах, шли постоянные ссоры между матерью и сыном; кого-то из нас вынесут из этого дома ногами вперед, — сказал он, как бывает в горечи, а она услышала как пророчество, решила, что вынесут именно только одного из двоих. Я не думаю, что средненормальные семьи бывают иначе как в помрачении и равнодушии; острота близкого присутствия превратится в ад, если не станет раем. У патера Станислава Добровольского в Паберже, автобусная остановка называется Tiltas, я видел человека с тридцатилетней лагерной школой. Он был не отдельный человек, а чуткий инструмент настройки на присутствие, вся функция которого к ней и сводилась. Говорят о «существе человека», но тут оно было тактичной внимательностью и не оставляло себе ничего приватного: что оставалось от человека, стало прозрачным, и не чувствовалось никакой потери, пустоты; только надежная уверенность, что не встретишь в другом суда и подозрения. Вот мои мечты.

Последнее время я много читаю и листаю, но западает очень мало что: ваша классическая сердитая вещь об успехе в НЛО, странным образом, — как запоминаются калеки в метро — алфавитные мудрости Михаила Леоновича Гаспарова, роман Маканина о герое нашего времени: предсмертный хрип писателя, схватившего себя за горло, все та же группа Лаокоона, но нервная, взвинченная. Я жду Вашей книги, она будет событием века.

С постоянными мыслями о Вас,

Ваш В.

Часть третья (1999–2004)

1999

*****[1]

Седакова[2] У — т 26.10.1999 15²⁰, кафедра.

Позднее искусство раннее, юношеское, зрелое Поставить перед размышлением Начать с простого разделения. Бродский: вся поэзия делится на песню и исповедь. Чистосердечное признание, кто имеет смелость смотреть на себя. Песня как форма поэзии: наоборот забвение о себе, о самооценке. Самозабвение, отсюда культ поэта небожителя. «Никто».

Исповедати ст. — слав.: прославить. Псалом, «кто исповест Тя», кто прославит. «Исповедайтеся Богу Небесному», прославьте Его. Псалом 50 звучит как песня.

Хлебников: Я не знаю, вертится Земля или нет, это зависит от того, уместится ли слово в строку.

Исповедь предполагает два себя, второго — умудренного, пожившего человека; песня всегда молодая, ранняя, первая: возвращает человека в начало, в свежие чувства. Это начало может быть хорошее. «Никто выведет нас из тлена». Постмодернизм: старое больше не продолжается.

Радикальная поэзия: Мандельштам, Целан, Хлебников. Безумные расплавленные произведения. Это XX век.

Но вторая группа: усталые поэты. Милош Чеслав, Элиот. У Элиота тема невозможности песни. Огонь, которого больше нет: пепел у Бродского.

«Казалось никого не обходило

Присутствие потухшего огня[3]».