— Дик, — сказал ему Хантер, — русские проявляют подозрительную активность. Запускайте двигатели и будьте готовы в к взлету.
— Есть, сэр!
Одинокий самолет на той стороне несся поперек летного поля, оставляя за собой тучу пыли.
Одновременно послышался звук запускаемых двигателей самолета дежурного звена.
— Майкл! — сказал Хантер.
— Билл! — взволновался наконец и Погарек.
И оба замолчали, завороженно глядя на советский самолет, который на той стороне взлетел, шасси убирать не стал, поднялся не выше десяти метров и на эту сторону пошел на посадку.
— Мы выруливаем, сэр! — послышался из приемника голос Торндайка.
— Подождите, — остановил его Хантер. — Выруливать поздно.
Все произошло слишком быстро для того, чтобы сообразить и принять хоть какое-то решение. Самолет с красной звездой на киле уже сошел с посадочной полосы и рулил прямо к командному пункту на такой скорости, как будто собирался идти на таран. А к нему с разных сторон неслись автомобили всех аэродромных служб: пожарная, «Скорая помощь» и джип военной полиции.
Когда майоры Хантер и Погарек выскочили из своей будки, один из советских летчиков уже заглушил двигатель и спрыгнул с крыла на траву, а другой замешкался. На всякий случай, чтоб он не вздумал взлететь, джип военной полиции стал перед носом самолета поперек. Шесть солдат с буквами «МР» на касках высыпали из джипа и взяли оружие на изготовку. Летчик был лет сорока с небольшим, в синих галифе и кожаной куртке бордового цвета. Под наполовину расстегнутой курткой виднелась гимнастерка, украшенная Золотой Звездой Героя Советского Союза.
Когда Хантер и Погарек к нему приблизились, советский летчик отдал им честь и спросил первого:
— Майор Хантер?
— Хантер Младший, — поправил Билл с таким достоинством, как будто был старшим. — А вы полковник Опаликов?
Летчики той и другой стороны, переговариваясь по радио, обозначали себя номерами, но командиры американской и советской частей знали друг друга по фамилиям.
— Что вам случилось? — спросил по-русски Погарек.
— Ай сик, — ответил Опаликов по-английски.
— Ю ар сик? — переспросил Погарек и перешел на русский: — Вы хотите рассказывать, что вы болной?
— Ноу, — возразил полковник. — Ай эм сикинг фор политикал эсайлем. Ищу политического убежища.
Американцы переглянулись, подумали. Хантер сказал:
— Давайте пройдем сюда.
И скрылись в помещении командного пункта. Чонкина с собой не позвали. Он остался у самолета и, не зная что делать, решил его охранять. Хотя какая охрана без оружия? Тем не менее он занял позицию между воздушным винтом и полицейским джипом. Между ним и джипом шесть крупных американцев с буквами «МР» на касках стояли, направив на него автоматы, но он смело смотрел на них и сдаваться не собирался.
В это время к месту происшествия подкатила запряженная парой лошадей телега с черным солдатом на облучке. Этому солдату здесь делать было явно нечего, его сюда привело праздное любопытство.
— Эй, Джон! — увидев его, оживился Чонкин. — Здорово! Как вообще жизнь-то?
15
Побитой собакой явился Лаврентий Павлович к Иосифу Виссарионовичу. Еще от самых ворот он снял свою шляпу и на ходу, согнувшись в три погибели, обмахивал ею лысину, не потому, что было невыносимо жарко, а потому, что в эти движения он вкладывал какой-то покаянный и самоуничижительный смысл.
— Ты почему один? — спросил его сурово Иосиф Виссарионович. — Разве я тебя одного приглашал?
— Коба, дорогой! — воззвал Берия плачущим голосом. — Произошло непредвиденное. Этот летчик, который должен был доставить нашего князя, оказался предателем. Он оказался такая сволочь, что ты даже не можешь себе представить. Вай-вай-вай! — Берия качал головой и закатывал глазки, показывая своему собеседнику, что он слишком чист и доверчив, чтобы вообразить себе, какая сволочь этот проклятый летчик. — Ты представляешь, истребитель, полковник. Герой Советского Союза. Племянник нашего крупного ученого академика — и предатель.
— Какого академика? — поинтересовался Сталин.
— Знаешь, такой был Григорий Гром-Гримэйло.
— Гром-Гримэйло? — нахмурился Сталин. — Он племянник Грома-Гримэйло, и ты его упустил? Да ты не дрожи, как собака, я тебя пока не убиваю. Пока. — Он сел на скамейку, сцепил на животе пальцы, вялые, как сосиски. — Рассказывай!
Берия рядом сесть не решился и рассказывал стоя. Рассказал, как полковник Опаликов перелетел в американскую зону и попросил политического убежища.
— Чем он объяснил свое желание?
— Недовольством внутренней политикой СССР.
— А, — Сталина это сообщение почему-то успокоило. — Недовольство, это ладно. Я тоже недоволен внутренней политикой СССР, да и внешней, пожалуй, тоже.
— Но на самом деле, — продолжил Берия, — как мне доложил начальник Смерша, Опаликов сделал это назло генералу Просяному, за то, что тот спал с его женой.